— А того, что кормщит нынче, лодьи водит в дальние пути.
— Она?
— Она, Еленка. У ней под началом мужики, боятся ее, не дай боже. Строгая женка…
Воронин крякнул, покачал головой с недоверием: такого ни он, ни Иевлев еще не видывали.
Вечером в горнице у Алексея Кононовича собралось человек тридцать морского дела старателей, с ними женки, знающие море. За столом сидели и лодейные мастера Иван Кононович с Кочневым.
Исходили паром пироги с палтусиной, с семгой, с мясом. Ходил по рукам глиняный кувшин с водкою двойной перегонки. Перебивая друг друга, необидно смеясь над своими неудачами, кормщики, рыбаки, весельщики, наживщики рассказывали, куда хаживали, чего видывали, как зимовали, скорбно вспоминали, как хоронили своих дружков в промерзшей земле, как море крушило лодьи и как уходили люди от морской беды. Воронин с Иевлевым сидели неподвижно, широко раскрыв глаза, веря и не веря. Яким хохотал на смешные рассказы, ужасался на страшные; толкая Сильвестра Петровича под бок, шептал:
— Да, господи преблагий, вот он, корабельный флот. А мы там, на Переяславле? Бот да струг? Отсюда надобно народ вести, они знают, с ними все поделаем как надо! Что одни корабельные мастера? Корабль построим, а плавать на нем кто будет? Мы с тобой да Прянишников? Много с ними наплаваешь!
Еленка, прикрикнув на мужиков, чтобы шумели потише, низким сильным голосом завела песню:
Здравствуй, батюшка ты, Грумант.
Ой и далеко до тебя плыти…
Покуда пели, лодейный мастер Кочнев нагнулся к Иевлеву, спросил, для чего надобны корабельщики на Москве. Иван Кононович усмехнулся:
— Посудинку по Яузе гонять парусом…
Сильвестр Петрович неприветливо посмотрел на Ивана Кононовича, не торопясь рассказал Кочневу, что на Переяславле-Залесском замыслено построить потешный флот. Кочнев спросил:
— Кого же потешать? Детушек малых?
Иевлев сказал строго:
— Государю флот — Петру Алексеевичу.
— А немцы ученые — не могут, что ли? — спросил Корелин.
Иевлев не ответил, отвернулся, насупившись.
Когда гости разошлись, Сильвестр Петрович сказал Алексею Кононовичу, что задумал забрать из Онеги с собою на Москву человек с сотню морского дела старателей. Кормщик молча повел на Иевлева удивленным взглядом. Тимофей Кочнев с насмешкой в голосе спросил:
— Оно как же? Волею али неволею?
Яким Воронин бухнул кулачищем по столешнице, закричал:
— Мы царевы ближние стольники…
— Ты, парень, глотку не рви! — строго прервал Иван Кононович. — Нас не напужаешь. Говори толком, для чего вам народ занадобился, надолго ли, от кого царево жалованье пойдет, мы тут люди вольные, над нами бояр да князей нет…
