— Это правда? — спросил он растерянно. — Это ты?
— Здесь все правда! — донеслось сверху. — Не сомневайся!
Он притянул к себе Лану — она была не менее жива и трепетна. Иван еще раз взглянул поочередно на обеих. И остолбенел — только что у каждой было свое лицо, каждая имела неуловимые и вполне осязаемые только ей присущие черты, и вдруг лица их стали сходны как у близнецов. Ивану показалось, что он видел эти лица, точнее, это одно лицо! И видел совсем недавно. Он ухватил женщин за руки, встряхнул их. И заорал, но не им, а обращаясь вверх, задирая голову к сводам:
— Мне не нужна такая правда! Не нужна!!!
Наверху что-то или кто-то тяжело, с натугой, вздохнул. И все исчезло.
Изолятор — Хархан-А — Квазиярус
Год 124-ый — нулевое время
Это был бред, идиотизм, паранойя! Но Иван опять висел в мрачном сыром погребе. Висел вниз головою. На цепях! Он слышал их легонькое позвякивание. От пола несло гнилью. Из угла из тьмы доносился приглушенный храп. Кто мог храпеть в его темнице, Иван не знал.
Он дернулся на всякий случай. Но цепи держали его тело надежно, вырываться и тратить силы не стоило.
— Эй, кто там? — крикнул он в темноту. Из угла раздалось обиженное сопение. Кто-то осторожно подполз к Ивану и прослюнил на ухо:
— Моя не понимай — где откат? Куда откат? Зачем откат? Моя — там карашо! Моя — тут плохо!
Иван сразу все понял. Не хватало лишь одного, чтобы гнусный облезлый звероноид принялся обжирать с него, висящего на цепях и беззащитного, мясо. И все же он грозно и даже злобно сказал, почти прорычал:
— Твоя — уходи! Твоя — хуже будет! Моя твоя жрать, будет! Тут моя карашо!
— Не нада! — без промедления и как-то по-деловому ответил звероноид. И отошел на два шага.
Иван сообразил, что с облезлым гурманом можно иметь дело. В голове его родился план — пугающе простой, но единственно выполнимый в этой обстановке. Надо было лишь удостовериться, на месте ли превращатель. Но как?
— Ходи моя! — властно приказал Иван.
Облезлый робко придвинулся, запыхтел.
— Дом твоя хочешь? — поинтересовался Иван.
— Моя хочу! Моя хочу! — зачастил облезлый, кивая головой-черепом. — Моя помирай тут! Моя тут не карашо!
— Тогда слушай внимательно, — сказал Иван без коверкания, но тут же опомнился, ведь не поймет же гадрианин! И перешел на более толковый: — Твоя полезай на моя! Твоя кусай пятка!
— Не-е-ет! — испуганно замотал головой облезлый. — Моя карошая, моя не кусай люди!
Иван насупился, нахмурился, побагровел. Он не знал, правда, как будет выполнять свое обещание, как отправит домой гадрианина, которого вместе с ним, а если уж говорить прямо, по его вине, перебросило в этот мир. Но с этим потом можно будет разбираться, сейчас надо выпутываться. И он зашипел на облезлого змеем, с театральной какой-то показной злобой, зная повадки звероноидов, зная, что они уважают именно такой тон:
