Суть времени. Том 2 | страница 103



Итак, надо либо сворачивать технический прогресс и бросать все в Контрмодерн, либо наращивать человека и возвращаться к русскому «ноу-хау», связанному со Сверхмодерном, либо двигаться прямо к катастрофе. Другого пути нет. Поскольку в Контрмодерн уж очень не хочется и еще неизвестно, можно ли туда попасть без катастрофы, то русское «ноу-хау» (развитие, в котором человека будут развивать вместе с производительными силами; эта мечта коммунистов, очень русская, о новом человеке и новом гуманизме) является первым признаком Сверхмодерна, отличающим его от Модерна.

Уже первый принцип, фундаментальный гиперпринцип Модерна, исчерпан. Надо останавливать развитие. Или переходить на русскую по сути своей модель: модель ускоренного развития и человека, и технической среды. Модель согласования темпов развития человека с темпами развития технической среды, т. е. модель резко большего внимания ко всему, что связано с развитием человека.


Второй принцип Модерна, который тоже находится в стадии исчерпания, — это принцип безутешительности.

Да, Модерн проводит секуляризацию, он выводит трансцендентное, т. е. Бога, за скобки. Он говорит, что все имманентное безблагодатно, что в нем нет ничего такого, чтобы было местом обитания Бога. Бог обитает в потусторонних мирах. Он не спускается на землю. Его благодать не пронизывает собой земную жизнь. Это очень протестантская формула. Религия превращается в личное дело каждого, а вот в этой здешней безблагодатной жизни мы имеем право делать все — только по законам рациональности. Здесь нет блага, здесь есть рацио. Здесь можно что угодно мять как угодно, потому что все оно безблагодатное, потому что это безблагодатное место.

Русские этого никогда не принимали и не хотели. К чему привело это «безблагодатное насилование» той среды, в которой мы живем? Оно привело к экологической катастрофе. Значит, второй принцип Модерна тоже отменяется. Нельзя ощущать окружающую тебя среду как безблагодатную и разбираться с ней, как повар с картошкой. Но тогда русское ощущение того, что трансцендентное есть в имманентном (это такая природная модель «березовой рощи, пронизанной светом»… все то, о чем говорили и писали русские поэты), становится в глобальную повестку дня. Потому что только в этой модели можно преодолевать экологическую катастрофу. Только преклоняясь перед средой и вместе с тем не превращая все это в Мать-Природу. То есть не возвращаясь в матриархат, а веря в то, что человек является главным фактором внутри этой благодатности здешней жизни.