Сестер Любви и Смерти первый крик
В один раздался миг.
Прекрасней их ни на одной планете
Нет — и нигде на свете.
Та — дарит пыл и радость,
Прельстительные столь,
Что равных им нет в море бытия.
Другая — гасит боль
Великую и беды.
Красивейшая дева,
Приятная на взгляд, но не такая,
Какой ее рисует низкий люд;
За юной вслед идет
Она Любовью часто;
Над жизнью пролетая,
Они — для сердца мудрого оплот.
Ни разу сердце не было столь мудрым,
Столь храбро мерзость жизни не презрело.
Как в миг, когда Любовь
В него вошла; к опасностям влечет
Любовь, пленяя, сердце;
Оно — твое всецело,
Любовь, рождаешь ты иль будишь вновь
В нем мужество; стремленье
К делам, а не к пустым, как прежде, снам
Приходит к человеческим сынам.
Когда любовным чувством
Наш дух еще чуть-чуть
Волнуем и томим,
Устало вместе с ним
Желанье смерти наполняет грудь:
Не знаю как, но сильной
Любви бывает первый зов таким.
Быть может, чьи-то очи
Пугает вид пустыни:
Быть может, смертный видит, что для жизни
Не годен мир отныне
Без новой, беспредельной,
Единственной услады,
Которую себе представил он;
Для сердца бурю тяжкую в зачине
Провидя этом, он покоя жаждет,
Укрыться жаждет в бухте
Пред бешеным желаньем,
Что с воем тьму несет со всех сторон.
И далее, когда
Власть грозная объемлет все вокруг
И молнией забота в сердце бьет,—
Как часто, Смерть, взывает
К тебе с мольбою страстной
Терзаемый мученьями влюбленный!
Как часто, утомленный,
В ночи иль поутру хотел бы звать
Себя блаженным, если б мог он впредь
На мрачный не смотреть
Рассвет и не вставать.
И часто, слыша похоронный звон
Иль внемля песнопенью,
Летящему с умершими к забвенью,
Испытывал средь пылких.
Из глуби сердца, вздохов
Одну лишь зависть он
К тому, кто направляется к усопшим.
И даже чернь — крестьянин,
Которому из доблестей (что знаньем
Даются) не известна ни одна;
Иль дева, что полна
