Молчат цикады, неподвижны птицы,
И бабочки крылами не трепещут,
Вдали, вблизи — ни звука, ни движенья,
Объято все возвышенным покоем.
В нем я почти что забываю мир
И самого себя; как будто тело
Мое исчезло; и ни дух, ни чувство
Им не владеют, и его покой
Сливается с безмолвьем этих мест.
Любовь, ты отлетела далеко
От некогда горячего — да что я! —
От сердца, так пылавшего. Холодной
Рукой его уже несчастье сжало
И беспощадно обратило в лед
Во цвете лет моих. Я помню время.
Когда ко мне спустилась в сердце ты.
То время сладко и неповторимо,
Когда впервые юношеским взорам
Откроется театр несчастный мира.
Даря улыбки им — подобье райских.
И юноша почует, как в груди
Желанья и надежды полнят сердце,
И он к земным готовится трудам,
Как к балу иль к игре, — несчастный смертный!
Но я, любовь, тебя не замечал.
Пока фортуна жизнь мне не разбила.
Пока от непрестанных слез глаза
Не прояснились. И, однако, если
Среди долины ровной, на заре
Безмолвной иль когда блистает солнце
На кровлях, на холмах и на полях,
Мне девушка встречается с прелестным
Лицом; или в покое летней ночи.
Остановившись на краю селенья,
Пустые созерцаю я пространства
Иль в комнате отшельнической к пенью
Прислушиваюсь звонкому девчушки,
Которая сидит за рукодельем
В ночи, — вдруг начинает биться сердце
Окаменелое, но вновь — увы! —
Впадает вскоре в прежний сон свинцовый
Моей душе давно волненья чужды.
О милая луна, в твоих лучах
В лесу танцуют зайцы, и охотник
Досадует наутро, что следы
Их спутаны, обманны и от нор
Его уводят прочь; привет тебе,
Царица ночи. Ненавистен луч твой
Грабителю, когда в лесу, в овраге
Ты освещаешь вдруг его кинжал,—
Преступник слух напряг и ловит жадно
Стук колеса, копыт иль топот ног
С дороги дальней, а потом внезапно
Оружьем зазвеневшим, хриплым криком
И обликом зловещим ужасает
Прохожего — его он бросит вскоре
Полуживым и голым. Ненавистен
В кварталах городских твой белый свет
Распутнику, который у домов
Вдоль стен крадется, прячется в тени,
Пугается зажженных фонарей
Или дверей распахнутых. Твой вид,
Который ненавистен злобным душам,
Пусть для меня всегда отрадой будет
На побережье этом, где ничто —
Лишь склоны да веселые поля —
Пред взором не откроется моим.
И все-таки привык я проклинать,
Хоть в этом нет моей вины, твой луч,
Твой милостивый луч, коль в людном месте
Он взглядам человеческим откроет
Меня иль мне покажет лица их.
Всегда я буду восхвалять отныне
Тебя — средь туч ли отдыхать ты будешь,
Властительницей ли равнин эфирных
На слезную глядеть юдоль людскую.
