В этот момент к нему приближается непомерно толстая проститутка со всклоченными льняными волосами — издали ее можно принять за потрепанный штормом галеон. Не разглядев в толчее миниатюрную англичанку, она фамильярно хватает юношу за рукав и лопочет: «Привет, mа chérie! Ты любить меня сильно, да?» Сконфуженный англичанин стряхивает ее руку и спешит удалиться вместо со своей невестой.
В фойе уже нечем дышать, шум становится непереносимым. В этой волнующейся, хаотически перемещающейся толпе легко различить англичан. Почти все они — заезжие коммивояжеры или туристы, тешащие себя надеждой, что наконец-то получили возможность увидеть «город любви». Им и в голову не приходит, что зрелище это безнадежно устарело. Впрочем, вечерний Париж всегда выглядит старомодно.
На диванчике сидят три нещадно напудренные толстухи (вот странно, а мне-то казалось, что данный тип женщин безвозвратно канул в прошлое вместе с их любимым Лестер-Лаунж). Все три напряженно разглядывают подол белого вечернего платья, на котором расплывается пятно от пролитого мятного ликера — пробегавший мимо официант опрокинул стакан и даже не заметил.
— Не расстраивайся, дорогая, его можно вывести, — говорит одна из подруг.
— Ненавижу этого Альберта! — возмущается другая. — Безмозглый кретин!
Затем их внимание переключается на пожилого англичанина, в котором без труда угадывается обитатель Сурбитона. Тот с опаской опускается на плюшевый стульчик рядом с многотонными парижскими гуриями и нервно оглядывается по сторонам. Он, похоже, не хотел бы, чтоб коллеги видели его в таком обществе. Но постепенно — под воздействием алкогольных паров и настойчивых взглядов соседок — его настороженность испаряется и сменяется приятной расслабленностью. Забавно, что вышеупомянутые взгляды, хоть и призваны демонстрировать сексуальный интерес, на самом деле сильно отдают материнской приязнью. Я не раз отмечал подобное выражение на лицах солидных бирмингемских матрон, когда они взирают на своих восемнадцатилетних отпрысков.
Веселые бородатые французы собираются небольшими группками и ведут нескончаемые беседы. Они тараторят с невероятной скоростью, сопровождая свою речь оживленной жестикуляцией. Время от времени кто-нибудь из них производит невероятно изящный жест: плавно поводит в воздухе правой рукой и подносит к носу сложенные щепоткой пальцы — словно нюхает воображаемый табак. Или вот еще: выдав какую-нибудь остроумную шутку, пожилой француз обязательно коснется пальцем кончика носа и подмигнет вам с заговорщическим видом.
