— Клянусь Юпитером, — встрепенулся вдруг мистер Снап, — я вот все думаю: а вы случайно не знакомы со Снапами из Линкольншира?
— Боюсь, что нет.
— Наш род один из старейших в Англии, — спокойно заметил он. — Один из моих предков по имени Жиль де Снап участвовал в битве при Гастингсе.
— Вот как! — откликнулся я, чувствуя себя довольно глупо.
— О да! Клянусь Юпитером, — подтвердил мистер Снап, основательно прикладываясь к стакану с виски. — А еще один из Снапов присутствовал при подписании Великой хартии вольностей. Не говоря уж о сэре Чарльзе Снапе, который оборонял замок Раксмор от кромвелевских солдат… Вы, конечно же, слышали эту историю?
— Ну, как же, тот самый Снап… — промямлил я.
Мой собеседник поставил стакан на стойку бара и обратил ко мне серьезное лицо.
— Да, — сказал он. — Все это истинная правда, клянусь Юпитером!
Затем он вновь заявил, что будет рад показать мне настоящий Египет, и поспешно удалился. А я остался размышлять, что же мистер Снап предложит моему вниманию — какую-нибудь скабрезную безделушку на Рыбном рынке или же подлинный шедевр в Булакском музее. Оба варианта казались мне в равной степени возможными.
Постепенно я начал понимать этого человека (по счастью, он об этом не догадывался). Мистер Снап заглядывал в гостиницу ежедневно. Иногда он заставал меня на месте, иногда нет. В конце концов он стал приходить прямо с утра: сидел на краешке моей постели, наблюдал, как я заканчиваю одеваться, и сыпал своими бесконечными «клянусь Юпитером» и «чертовски здорово» — до тех пор, пока у меня не возникало четкое ощущение, что господа Гилберт и Салливан многое потеряли, не удосужившись в свое время познакомиться с мистером Снапом. Человек этот вполне мог бы служить символом викторианства. Мне не доводилось видеть ничего (если не считать, конечно, Хрустального дворца), что бы в большей степени отражало дух той эпохи.
Наша дружба крепла с каждым днем, и я узнавал все новые подробности из жизни мистера Снапа. Он перманентно сидел на мели, и это печальное обстоятельство входило в противоречие с его вкусом к красивой жизни.
К примеру, он очень любил посидеть в ресторане «Шепердс» или «Континентал-Савой» — съесть приличный обед, а после выкурить хорошую сигару, — но всегда содрогался от ужаса при виде официанта со счетом (только человек, познавший беспросветную нужду, поймет его страх перед астрономическими цифрами на клочке бумаги). Да и в быту он ценил хорошие вещи и умел получать от них удовольствие, однако тратиться на собственные удовольствия не любил. Ему всегда казалось, что деньгам можно найти более разумное применение.
