Все кошки смертны, или Неодолимое желание | страница 51
Взгляд спокойный и чуть усталый.
Тяжелые, словно полуприкрытые веки вкупе с опущенными вниз уголками тонких нервных губ придавали ему вид умудренный и одновременно иронический.
― Ах вот оно что... ― пробормотал он после затянувшейся паузы.
И, словно спохватившись, переспросил:
― Всего семейства? Или кого-то в отдельности?
Тут настало время задуматься мне. Но сомнения
длились недолго: больше информации ― не меньше. Да и сам по себе вопрос в некотором смысле предопределял ответ.
― Всего. В смысле, каждого в отдельности.
То ли мне показалось, то ли по губам профессора промелькнула короткая кривая усмешка, которую вполне можно было истолковать в смысле «ишь чего захотел!».
Но когда он заговорил, голос его звучал ровно, а манера изложения стала подчеркнуто вежливой:
― Позволено ли мне будет со своей стороны осведомиться, чем вызван ваш интерес? Видите ли, Навруцкие... Шаховы... для меня в первую очередь...
Здесь он неожиданно замялся и умолк, и я решил поддержать его, сообщив:
― Я в курсе. Вы ― давний друг семьи. А меня не далее как вчера наняли для расследования убийства последнего ее главы. Я знаю, что вы лично не питали к покойному особо теплых чувств, но...
― Кто? ― прервал он меня тоном, в котором не осталось и следа от давешней профессиональной вежливости. ― Кто вас нанял?
― Людмила Игоревна.
― Какая еще Людмила Игоревна? ― сдвинул он брови, но тут же спохватился: ― Ах, господи, Люсик! Вас наняла Люсик? Но зачем?
Пожав плечами, я изложил ему мотивацию своего заказчика, стараясь держаться близко к тексту:
― Какой ни есть ― это ее отец, и она хочет найти убийцу ― кто бы он ни был.
При последних словах брови Ядова взлетели вверх:
― Она что же, выразилась именно так: «кто бы он ни был»?
― Насколько помнится, да, ― подтвердил я, только тут тоже сообразив, что формулировочка и впрямь вполне двусмысленная.
«Кто бы он ни был». Брат? Сестра? Или кто там у нас еще есть в поле зрения?
― Ну так я вас слушаю. ― Ядов откинулся назад в своем кресле с видом человека, у которого больше нет собственных вопросов.
Что касается меня, то их имелось навалом, вот только с чего начать, я не знал. Складывалось впечатление, что любые попытки разговоров вокруг да около с целью прощупать собеседника и в конце концов заставить его как бы самого говорить на интересующую меня тему перспективы не имели. Подобные штучки являлись профессией Виктора Петровича даже в большей степени, нежели моей.
Поэтому я спросил прямо в лоб: