― В этом-то его мало кем понятая трагедия. Софья, если мне память не изменяет, отдается у нас Чацкому в конце второго акта. Отдается походя, вульгарно, на ломберном столике. И тут наконец ему открывается, что она всего лишь обычная, говоря современным языком, пэтэушница, давным-давно разменявшая невинность на бутылку, извините, бормотухи. Он шокирован, он едва не сходит с ума, он просто не может больше находиться в этом насквозь развращенном, потерявшем всякий стыд обществе! Вот отсюда его знаменитое «пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок»!
Худрук на мгновение умолк, но оказалось, только для того, чтобы снова набрать воздух в легкие.
― Мы на школьные каникулы подготовили специальную программу ― для тех, кому больше шестнадцати, ― продолжил он с энтузиазмом. ― Приходите сами и детей приводите. Кроме «Горя от ума» у нас в планах...
Я с ужасом понял, что сейчас снова услышу нечто такое, что навсегда подорвет остатки моего и так не слишком глубокого уважения к классике, и быстро задал новый вопрос:
― А она, эта Нинель, пришла к вам на работу одна?
― Естественно! ― пожал плечами режиссер. ― Силком ее никто не тащил!
― Нет, в том смысле, не приводила ли она с собой других... э... юных дарований?
― Да нет же, говорят вам, все наоборот! ― досадливо пробурчал Иван Палыч. ― Ушла ― и увела лучшие кадры!
Минут через пять, расставшись наконец с худруком, продолжающим брюзжать насчет нынешней избыточно коммерциализированной актерской поросли, я выбрался на свежий воздух. Возле служебного входа отдохновенно курил один из давешних драматургов-пальмоносцев, тот, что с астматической одышкой. Свои круглые очочки он задрал на лоб и теперь подслеповато щурился на меня без всякого интереса во взоре. Я тоже вытащил сигарету и, притормозив возле него, вздохнул:
― Бедный Виллик!
― Да бросьте, ― пренебрежительно откликнулся драматург. ― Никто даже не знает толком, был он на самом деле или нет. Вполне возможно, писали такие же, как мы, «негры».
― И как «неграм» нынче платят, сдельно? ― поинтересовался я на прощание уже из чистого любопытства.
― Мы на твердой ставке, ― гордо сообщил он, ловким щелчком отправляя окурок в мусорный бак. При этом очки, словно только ждали этого сигнала вернуться к работе, сами собой слетели у него со лба на нос.
Отъезжая от театра, я размышлял над тем, что нам-то как раз платят сдельно ― если вообще платят. И хотя лично у меня как рядового потребителя сегодня имелся уже определенный передоз высокого искусства, дело требовало, чтобы я перед дальней дорогой притормозил еще и возле воскового музея ― авось повезет повидать самую старшую из сестричек.
