Все кошки смертны, или Неодолимое желание | страница 200



― В общем, когда это случилось... с Гелей, Нинель с Алисой практически оказались на Серафиме. Нет, зря не скажу, Шахов их не бросил. Но как мужику обходиться с двумя маленькими девчонками? А тут еще и другое... Кто теперь скажет? Сима с Гелей были просто одно лицо... И однажды что-то в ней надломилось. Устала... От всех этих тайных встреч, от неопределенности. Сказала ― все, и ушла. Мы тогда больше двух лет даже не разговаривали. Она вообще никогда слов своих не нарушала. И Шахов ― вот он, рядом... А когда жены моей не стало... Оказалось поздно уже: у Симы, кроме Нинель с Алисой, уже был Зиновий, потом Людочка. Она никогда не жаловалась, но я знаю, ей было плохо с этим поганцем -с ним никому хорошо не было. Но с другой стороны -семья, четверо детей... Она бы даже если захотела, не смогла. Не перешагнула бы. Предпочла вот так...

Мы дошли по двору до моего дома и теперь, не говоря ни слова, стояли друг против друга. Я молчал, давая профессору фору, прежде чем задать свой последний вопрос. А он наверняка знал, что я его задам, но тоже молчал, предоставляя инициативу мне. И первым не выдержал я:

― Значит, у вас был мотив? И желание тоже было?

― Вот именно ― было, ― кивнул он. ― Стыдно, но я, врач, в деталях продумывал, как буду этого мерзавца убивать. Тогда, как видите, ― удержался. Сейчас... Да прогорело все давно. А выводы делайте сами. Только, если можно, не трогайте Симу.

― Не буду, ― пообещал я.

И видя, что доктор вслед за мной направляется к дверям подъезда, остановил его:

― Спасибо, дальше доберусь без медицинской помощи.

В ответ он только хмыкнул неопределенно, повернулся и побрел по двору в ту сторону, откуда ночью вышел мне навстречу.

А я доплелся до квартиры, где прямо в прихожей принялся сдирать с себя испачканную одежду. Куртка показалась мне непривычно тяжеловата, поэтому, прежде чем кинуть в грязное, я ощупал ее и в левом внутреннем кармане наткнулся на что-то твердое. Ба! Да это ж «Извращения и отклонения» ― оч-чень своевременная книжка! Но истиную ее своевременность я осознал, лишь когда извлек наружу: поперек ледериновой обложки шел глубокий ровный разрез.

Вот, оказывается, что спасло мне жизнь в сражении при помойке. Что-то в этом есть: «Извращения и отклонения» защитили от ножа сумасшедшей маньячки.

Потом я долго стоял под душем, струями то горячей, то ледяной воды смывая с себя грязь, а с ней и все остальное мерзкое послевкусие минувшей ночи. Утро давно наступило, когда я завалился наконец в постель, предварительно отключив все телефоны.