И зло вонзил шприц мне в вену.
Но препарат начал вводить медленно, буквально по миллилитру.
― А чего, побыстрей нельзя? ― подозрительно спросила Леруня, закуривая сигарету и наблюдая за происходящим прищуренным от дыма глазом. -Он вон какой бычара здоровый, его с ходу глушить надо.
― Нельзя, ― коротко отрезал Мерин, не отрывая взгляда от делений на шприце. ― Ласты склеит. Раньше времени.
Наконец процедура закончилась. Мерин отсоединил шприц, но иголку оставил у меня в вене, прикрепив для надежности пластырем.
― Сколько еще ждать-то? ― буднично поинтересовался Дед Хабар.
― Да пяток минут, ― небрежно сообщил Мерин, возвращаясь обратно на табуретку. ― И можно будет начинать вечер вопросов и ответов.
Все вокруг замолчали, а Бабец демонстративно уставилась на свои наручные часики. Остальные смотрели на меня с непосредственностью школьников, ожидающих, когда же под воздействием тока дернется мертвая лягушачья лапка.
Я прикрыл глаза, судорожно пытаясь сосредоточиться, чтобы вспомнить в отмеренное время все те довольно скупые и разрозненные сведения о разных способах развязывания языка, которые плавали где-то на дне моей памяти. Слава богу, Мерин пожаловался, что ничего сверхсовременного в их арсенале не нашлось. Значит, можно попробовать угадать. А если угадаю ― организовать хоть какое-то сопротивление.
Все эти «сыворотки правды» сводятся к одному и тому же. Человеку вкалывают какого-нибудь барбамила, скополамина, пентотала или другой подобной гадости. В малых дозах они призваны купировать боль, а в лошадиных вгоняют тебя в состояние эйфории и туманят сознание. Ты становишься избыточно общительным, благодушным и откровенным, а главное, опасно многословным. Скрываемые мысли выскакивают на поверхность, как поплавок с оборванным грузилом.
Контролировать себя в такой ситуации крайне трудно, хотя теоретически возможно. Говорят, надо попытаться зациклиться на какой-нибудь одной мысли, а еще лучше ― сильном чувстве. Тут что хочешь годится: воспоминание о какой-нибудь давней вине, незаслуженной обиде или, наоборот, счастливом мгновении, о сексе, наконец. Еще советуют попробовать сосредоточиться на чем-нибудь реальном ― тиканье часов, рисунке на обоях...
― И что, он сейчас начнет одну только правду-матку резать? ― откуда-то издалека послышался гулкий голос, в котором я не без труда распознал Леруню. -Соврать не сможет?
Я попытался глянуть в ее сторону, но не в состоянии был своротить с места неподъемные валуны глазных яблок. Пакость, которой меня напичкали, начала действовать.
