Абигайль, заскучав, но не желая мириться со своим положением, вытянула вперед руки и с разбегу врезалась прямо ей в живот, — Не смей! — зашипела Ханна, невольно сделав пируэт. Она схватила сестру за руку и подтянула к себе. Абигайль увидела, как лицо сестры, искаженное вспышкой гнева, приближается к ней, словно хищная птица. Губы дрожали. Как же ей не идет, когда она злится. Абигайль попыталась высвободить руку, но Ханна ухватила ее покрепче, а сама вновь встала на цыпочки и принялась куда-то глядеть.
Попеременно, то пригибаясь, чтобы остаться незамеченной, то вытягиваясь в полный рост, чтобы лучше видеть, Ханна пыталась убедиться, что Альфред Теннисон не обратил внимания на их появление. И вдруг почувствовала, как ее запястья коснулись влажные губы Абигайль, и в руку впились острые мышиные зубки сестры. Тут уж она не сдержалась и вскрикнула, и теперь-то Теннисон наверняка услышал. На мгновение выпрямившись, она увидела, что он оборачивается. Тогда она вновь втянула голову в плечи и побежала, таща за собой орущую Абигайль. Когда они вернулись домой и немного успокоились, ей удалось подкупить девочку кусочком сахару, чтобы та ничего никому не рассказывала.
Альфред Теннисон даже и не пытался подбодрить сидевшего рядом Септимуса или хотя бы заговорить с ним. Похоже, любая, даже самая скромная попытка выразить родственное участие задевала брата, тот весь съеживался и, подняв вверх руку, выдавливал из себя ужасающую улыбку. Так что Альфред просто вытянул свои длинные ноги самым что ни на есть обыденным образом, решив, что пока обитатели лечебницы доктора Аллена собираются, можно себе это позволить, а когда начнется вечерняя молитва, он непременно примет подобающую позу.
За органом он смутно различил миссис Аллен, которая играла, по правде говоря, весьма недурно. Ее бледная дочь, до того тонкая и непоседливая, что ее образ колыхался перед его близоруким взором, переворачивала ноты. Он закрыл глаза и прислушался к музыке. Она вздымалась равномерно, словно гребни волн, в то время как педальный насос вновь и вновь гнал по трубам воздух, и, оттолкнувшись от этого зубчатого звука, Теннисон увидел море, Мейблторп, тяжелые низкие волны и песок, застывший складками на берегу во время отлива. И пошли слова. Волны. Скалы. Хлестали. Или касались. Воды, что касались. Воды, что касались грубых скал. Что бичевали скалы. Что, набегая, бичевали скалы. Касались, набегая, острых скал.
