— Веселый Фын все знает…
Это было отчаяние. И это была угроза.
Глянул как-то странно на Пояркова и ушел.
Поярков кивнул вслед. Попрощался. Подумал: больше Фын не придет в его мастерскую. Незачем. Была у него какая-то задача, бился он над ней почти год, да так и не решил. Любопытно, конечно, узнать: что это за задача и кто ее задал? Не сам же Фын затеял знакомство с сапожником с Биржевой улицы. Слишком беден и слишком жалок Фын, чтобы искать друзей среди эмигрантов. Только величайшая наивность способна толкнуть нищего на подобный шаг. А Фын не наивен. Он хорошо знает цену себе и окружающим. Пришел на Биржевую по чужой воле, не по своей и ушел. По воле Пояркова, возможно. А вот тайна осталась.
Поторопился Поярков проститься с Веселым Фыном. Через неделю, в обычный день и в обычный час, явился Фын в мастерскую. Все было обычным. Необычным было лишь поведение Фына. На циновку у порога не сел, так, стоя в дверях, сказал:
— Сошьешь сапоги для важного господина. — Сказал так, будто сам был этим важным господином и сапоги заказывал на собственные ноги.
Смешным показался Пояркову Веселый Фын в новой роли, и он воспользовался случаем, чтобы вышутить «важного клиента». Пододвинул стул, широким жестом предложил сесть:
— Прошу! Будем снимать мерку.
Брови Фына, вернее, те полоски кожи, на которых они обычно растут, полезли на лоб. Впервые он открыл широко глаза и этим выказал свое крайнее изумление. Он пришел расплатиться за обиду, а получил новый удар. И еще какой!
— Что будем шить? Сапоги, штиблеты? — не останавливался Поярков.
С большим трудом Фын выговорил:
— Сапоги… И не мне, а начальнику миссии…
Тайна начинала обретать какие-то контуры. Смутные пока, но все же по ним можно было кое о чем догадаться.
— Мерку снимать с тебя, а шить для начальника миссии?
Выдержка, никогда не покидавшая Фына, вдруг улетучилась. Он понял, что теряет силы. И завизжал в отчаянии:
— Иди! Иди за мной! Начальник ждет…
Поярков сделал серьезное лицо: ну, если сам начальник миссии! Встал со скамейки, снял фартук, поискал в кармане пиджака ключ, вынул его и стал вертеть в руках — дескать, пошли.
Веселый Фын вышел первым из мастерской и, не дожидаясь Пояркова, засеменил, прихрамывая, по тротуару в сторону Цицикарской улицы. Поярков двинулся следом. «Странный вызов, — подумал он. — Похоже на арест…»
Его встретили подчеркнуто учтиво. И не в самой миссии, а в особняке, что стоял недалеко от французского консульства на противоположной стороне улицы. Чугунная изгородь отделяла особняк и окружавший его парк от тротуара. Слуга-китаец поклонился Пояркову и открыл небольшую калитку рядом с воротами, жестом показал на дорожку, по которой следовало добираться до крыльца.
