— Я отдал их Верлену обратно, — сказал Персиваль, сознавая, что его слова приведут ее в ярость. — К тому же в монастыре Сент-Роуз после сорок четвертого года нечего искать. Огонь уничтожил все следы. Вряд ли мы что-то упустили.
— Мне бы хотелось лично в этом убедиться, — ответила Снейя, даже не пытаясь скрыть, как она расстроена. — Мы сейчас же отправляемся в монастырь.
Персиваль ухватился за возможность оправдаться.
— Я позаботился об этом, — сказал он. — Мой источник как раз едет в Сент-Роуз, чтобы проверить свою находку.
— Твой источник — один из нас?
Персиваль мгновение смотрел на мать, не зная, что сказать. Снейя рассердилась бы, узнав, что он доверился Верлену.
— Ты не любишь, когда мы используем чужаков, но причины волноваться нет. Я его тщательно проверил.
— Разумеется, — сказала Снейя, выдыхая дым. — Так же, как ты раньше проверял других.
— Сейчас не та эпоха, — сказал Персиваль.
Он тщательно подбирал слова, чтобы не потерять хладнокровия.
— Нас не так легко предать.
— Ты прав, эпоха сейчас другая, — парировала Снейя. — Сейчас эпоха свободы и удобства, эпоха без слежки, эпоха невиданного богатства. Мы можем делать что пожелаем, ехать куда пожелаем, жить как пожелаем. Но это эпоха, когда лучшие из нас становятся ограниченными и слабыми. Эпоха болезней и вырождения. Никому — ни тебе, ни мне, ни любому из этих смешных существ, слоняющихся по моей гостиной, не выйти из-под контроля.
— Ты считаешь, что я ограниченный? — спросил Персиваль.
Он повысил голос, несмотря на все усилия сдержаться. Затем взял трость и собрался уходить.
— Не думаю, что в твоем состоянии может быть по-другому, — сказала Снейя. — Очень важно, что Оттерли тебе помогает.
— Это естественно, — сказал Персиваль. — Оттерли занималась этим так же долго, как и я.
— И твой отец, и я занимались этим еще до вашего рождения, — ответила Снейя. — И мои родители занимались этим до того, как я родилась, и их родители тоже. Ты — один из многих.
Персиваль покрутил трость, уперев ее конец в деревянный пол.
— Думаю, в моем состоянии надо поторопиться.
— Все верно — болезнь придает охоте новый смысл, — сказала Снейя. — Но неуемное желание вылечиться ослепило тебя. Оттерли никогда не оставила бы чертежи, Персиваль. Напротив, Оттерли уже была бы в монастыре и проверяла бы их. А ты столько времени потратил впустую! Что, если твоя глупость стоила нам сокровища?
— Тогда я умру, — ответил он.
Снейя Григори дотронулась до щеки Персиваля гладкой белой ладонью. Ветреная женщина, которую он увел с дивана, превратилась в величественную красавицу, амбициозную и гордую — качества, которыми он восхищался и которым завидовал.
