Упирающаяся натура | страница 69



Да никак.

Мы люди индивидуализированной культуры. Ты дай нам «индивидуальность», вот мы тогда о ней позаботимся. А о серости пусть заботятся при лукашенках каких-нибудь. Там это и делают — как правило, в ущерб правам ярких индивидуальностей: оппозиционных журналистов, активистов гей-движений, успешных предпринимателей — подделывателей лекарств…

Тоталитаризм — это серость, уравниловка, насилие над неповторимой личностью, диктат быдла. Средствами этого насилия являются коллективная мораль, коллективная ответственность и всё прочее «коллективное» — обязательное для всех, вплоть до цвета и фасона одежд на улице. Как сказал художник Сутягин, «быть как все — это стиль». Тоталитаризм — это Большой стиль.

…Есть такое обыденное правило: «Не делай другим того, чего не хочешь, чтоб другие сделали тебе». Его ещё называют иногда «категорическим императивом Канта». Это не вполне правильно. Кант говорил «желай себе того, чего желаешь другим» (тоже в приблизительном переводе). Желает ли журналист, трибун, борец за права, человек публичный, чтоб его личные беды рассматривались на основаниях индивидуальной ответственности? То есть — побили журналиста, ну и побили. Его проблемы. Не надо шуму, пусть милиция спокойно работает. Выгнали журналиста за непослушность с работы — ну и выгнали. Зачем гвалт поднимать?

И далее. Украл чиновник миллиард рублей, национализировал нерентабельное предприятие (и приватизировал рентабельное), фальсифицировал выборы, проехал по встречной полосе, убив кого-нибудь. Ну так должна же быть индивидуальная ответственность! Система не виновата! Зачем обобщать? Жизнь-то — смотрите, какая у нас прекрасная! И в ней, как соринки в хрустальной родниковой воде, — отдельные недостатки…

Выборы. Пояс

С Поясом, там вот ведь какая вещь. Для человека религиозного не существует проблемы «существует ли Бог». Это проблема людей неверующих. Это им важно, чтобы Бога доказательно не было (что позволяет им сохранять статус) или чтобы Он доказательно был (что позволяет статус изменить). А верующим уже всё равно.

Если они, конечно, не стремятся изменить статус.

То же самое касается и реликвий: если реликвия есть, значит, проблемы её подлинности нет. Если тысячи людей доверяют какому-нибудь предмету свою боль и свои надежды, значит, этот предмет является реликвией. Проблему подлинности снимает эффект намоленности. А уж как там люди поклоняются реликвиям: попостившись и «отстояв» или по ВИП-пропуску, — это их дело, хотя тут есть одна любопытная закономерность.