– Да. Более того, я еврейка из Одессы. В моих жилах не течет ни капли гойской крови. Насколько мне известно.
– Вот видишь. Так в чем проблема? В том, что у меня на голове кипа?
– А этого мало?
– Этого вообще нисколько. Это еще одна попытка искусственно разделить народ. А отличие между нами в том, что я стараюсь быть настоящим евреем, а ты – нет. Если я нарушаю закон, данный еврейскому народу – расстраиваюсь, а ты нет.
– Неправда! Я горжусь тем, что я еврейка!
Ника села, и теперь Макс обнимал ее за талию, прижав к себе. Она не отпускала его левую руку.
– Это так же глупо, как гордится тем, что ты белая, женщина или тем, что ты человек. В этом нет никакой твоей заслуги, – сказал он.
– Агитируешь меня надеть длинную юбку, парик и заниматься любовью через дырку в простыне?
Максим недоуменно посмотрел на Нику.
– Извини. – Он достал свою руку и отодвинулся. – Ты выглядишь умнее. Забыла о том, что нужно подмешивать в мацу кровь христианских младенцев?
Она подсела к нему и обняла.
– Ну, Максимка! Не обижайся. Но ведь я не собираюсь быть датишной (религиозной)! Я ведь другая... Ну и как ты будешь со мной?
– Дорогая! Есть золотое правило. Нужно решать проблемы по мере их поступления.
– Но ведь проблема уже поступила! Ты – религиозный, а я нет.
– Повторяю. Разделение искусственное. Мы разнополые. Подходящего возраста. Евреи. Насколько я понимаю, ты, как любой нормальный человек, веришь в Бога. Проблемы не вижу.
– Но они появятся! У нас разное мировоззрение. Думаешь, тебе удастся склонить меня к соблюдению всех этих ритуалов?
– И не собираюсь. Если ты и станешь, как ты говоришь, религиозной – это произойдет не из-за любви ко мне, общественного давления или каких-нибудь внешних факторов. Если это и будет, то будет как у меня. Просто потому, что по-другому невозможно. Иначе ты очень быстро возненавидишь религию и все, что с этим связано.
– А как у тебя? Как ты стал таким? Почему ты датишный? Соблюдение заповедей ведь очень ограничивает свободу.
– Не совсем. Если я решаю ограничить свою свободу – то это мой выбор. И я точно так же свободен это ограничение убрать и делать все, что мне хочется. Но мне хочется именно этого.
– Тогда почему не убираешь? Зачем ты сам себя мучаешь разнообразными запретами? Кстати, как давно ты в кипе ходишь?
– Давно. Лет 15. А что касается свободы... Понимаешь, всю мою жизнь со мной происходили чудеса.
– Да? Расскажи.
– Не буду. Ты, вероятно, не поймешь. Скажешь – это случайность, цепь совпадений. Мне это будет неприятно. Видишь ли, я понимаю, что все мои оценки – субъективны. Но они и должны быть субъективными, ведь это происходило со мной, и только у меня есть право решать, что это было.
