“Ксюнечка, давай запомним эту аллею и наши прогулки по ней.”
“А ты запиши в дневничок про это – и тогда точно запомним”, – говорит мудрая дочка.
Вот, Ксюнечка, уже пишу…
…А придя с прогулки, принялись убирать стёкла. Стёклами – крупными и мелкими – была усеяна вся наша палата! Мелкие, как песок, они лежали, угрожающе сверкая на пористом стуле, на полу, на подоконнике, и даже на одеялах, которыми застелены наши постели!…
Эту стеклянную феерию устроил нам парень-стекольщик, который в наше отсутствие стеклил нам дырявое окно. Оказывается, он не мог вынуть старое стекло из рамы (почему-то) и для простоты дела стал выбивать его молотком!
Два часа я убирала палату (Ксюня давала советы), за этим занятием меня и застал Антоша. Помог установить на старые места тумбочки и кровати. А потом его захватила в полное владение Ксюша – и Антон, наверное, целый час читал ей “Голубую стрелу”. А я в это время писала письмо Марии Леопольдовне, нашей чудесной соседке, которая в конце октября уезжает в Германию (навсегда), а я даже не знаю, смогу ли с ней попрощаться, сидя в своём карантине…
И вот, когда детки мои дочитывали “Голубую стрелу”, – ПОШЁЛ СНЕГ! Сначала посыпалась белая мелкая крупа – всё гуще, гуще… А потом и белые хлопья! В точности как в моём сне! И наш вечнозелёный, упорно зелёный ясень стал быстро-быстро перекрашиваться в белый цвет… И золотые вороха на земле на глазах белели…
Всё было ужасно красиво и грустно. Как у Абуладзе в “Древе желания”.
Первый снег для меня – это всегда испытание. Каждый раз внутри как будто что-то надламывается, причём – очень больно…
А Ксюнька была рада снегу! Она – страстная любительница зим, и дома мы всегда отмечаем Праздник Первой Метели. Выносим на лоджию гитару и геликон, поём песенки, которые тут же, на ходу сочиняем. Ксюня ловит языком пушистые, “щекотные”, ещё не холодные снежинки… Потом печём яблочный пирог и, в ожидании папочки и Антоши, рисуем Нашу Новую Зиму, или спектакль разыгрываем… Одним словом, празднуем!
Здесь, в больничной палате, у нас не было гитары, геликона и яблочного пирога, но зато у нас было много разноцветных воздушных шариков! И мы стали играть шариками и от души веселиться!… Но Антон всё равно очень грустил.
Дети в отделении, стоя у окон и глядя на снег, тоже грустили. Стояли нахохленными воробушками… Никогда ещё, за весь месяц, в нашем отделении не было так печально-тихо, как в эти минуты первого снега…
И тогда нам с Ксюшей (одновременно, как это часто у нас с ней бывает) пришла в голову отличная мысль:
