Одесский медицинский институт был буквально осажден молодежью, желающей попасть на вечер.
Кто-то крикнул изо всей силы: «Дивчата, сидайте хлопцам на колени, иначе ничего не выйдет!» Но и это не помогло: зал, рассчитанный на 400 человек, уже вобрал свыше тысячи. Слушатели разместились и под столом. Маяковского и Кирсанова прижали к трибуне. Пот лил с них градом.
Возможно, по уплотненности зала, этот вечер был рекордным в практике поэта.
После вечера, когда мы остались одни, я показал свой ботинок с оторванной подметкой.
Маяковский рассмеялся:
— Вот оно что значит: «На ходу подметки рвут».
В Одессе сумели доказать, что такое действительно бывает.
Высокий Маяковский и низенький Кирсанов (провожавший его) шагали по перрону до самого отправления поезда в Москву и о чем-то горячо говорили.
От Киева до Москвы нашей попутчицей оказалась киноактриса Юлия Солнцева.
Маяковский пригласил ее к нам в купе из соседнего вагона. Проводник требовал, чтоб она вернулась к себе: «Не имеет права переходить в вагон высшей категории». Владимир Владимирович не соглашался с прихотями проводника и принципиально не отпускал Солнцеву, уговаривая ее остаться. Солнцева спросила Маяковского: «Почему вы выходите на каждой станции?»
— Я должен все знать, иначе мне неинтересно.
В Москве Маяковский предложил «не ждать у моря погоды» — то есть такси, а взять извозчика.
— Успокоительная процедура!
С Киевского вокзала путь порядочный — за Таганскую площадь. У Бородинского моста Владимир Владимирович с увлечением рассказывал о побеге политкаторжанок из женской Новинской тюрьмы:
— Это было в 1909-м. Я сам принимал участие. Помогали мама и сестры. Они сшили гимназические платья для каторжанок.
Он жадно смотрел по сторонам. У Смоленского рынка его взгляд остановился на большущем рекламном щите.
— Когда въезжаешь в город, сразу па афишам чувствуешь, чем он дышит. Я прочитываю почти все афиши. Представьте: вдруг со щитов исчезли бы все афиши — впечатление вымершего города.
На юге Маяковский бывал ежегодно, хотя ни Крым, ни Кавказ не были для него просто курортом. «Отдыхать некогда!» — говорил он.
Здесь он работал, подчас не менее интенсивно, чем в Москве. Лишь одному Крыму, например, посвящено тринадцать стихотворений, написанных в Крыму. Тут же он заканчивал в 1927 году поэму «Хорошо!» и создал многие другие произведения.
Я езжу / по южному / берегу Крыма, — / не Крым, / а копия / древнего рая! / Какая фауна, / флора / и климат! / Пою, / восторгаясь / и озирая. / Огромное / синее / Черное море.
