По пути в Москву говорили об одном и том же, об ответе Полонскому.
«Леф или блеф?» — так была озаглавлена не только статья В. Полонского, но и диспут, состоявшийся в большой аудитории Политехнического музея 23 марта[20]. На афише значилось:
«Выступают от Лефа: Н. Асеев, О. Брик, В. Жемчужный, М. Левидов, А. Лавинский, В. Маяковский, В. Перцов, А. Родченко, В. Степанова, В. Шкловский.
Против: Л. Авербах, А. К. Воронский, О. Веский, И. Гроссман-Рощин, В. Ермилов, И. Нусинов. Приглашен В. П. Полонский и все желающие из аудитории. Вечер иллюстрируется новыми стихами лефов».
Аудитория не вместила всех желающих.
Председательствовал В. Фриче. Выступали не все перечисленные в афише, а Маяковский и Полонский (два основных полемиста), затем: Асеев, Шкловский, Нусинов, Авербах, Левидов, Бескин.
Бой разгорелся жаркий. В. Фриче не раз призывал аудиторию к порядку. Дошло даже до того, что он заявил: «Я буду вынужден сложить с себя звание председателя, а вы знаете, что это грозит срывом собрания».
Маяковский произнес вступительное слово. Он же заключал.
Спустя два месяца Полонский в «Новом мире», как бы продолжая диспут, опубликовал статью «Блеф продолжается», а в журнале «Красная новь» появилось «сочинение» А. Лежнева с уничтожающим заголовком «Дело о трупе». Автор в недостойном тоне нещадно громил «Леф».
Жду Маяковского в главном вестибюле Белорусского вокзала. И вот он вырос у дверей, размахивая двумя чемоданами. Я удивился:
— Что вы так размахались, силу показываете?
Едва заметная улыбка, и чемодан раскрыт. Пустой, легкий.
— Помните, я вам обещал? Получайте!
— Большое спасибо! Но вы напрасно беспокоились. Я бы сам заехал к вам и все туда бы уложил.
— Я рассчитал заранее. И Маяковский берет у меня из рук старый чемодан и кладет его в пустой новый.
О таком чемодане (большом и легком) я действительно мечтал: ведь только в этом году я был в разъездах 250 дней!
В Смоленске при выходе из вокзала — пробка. Толкаются, как на пожаре. Маяковский видит: затерли старуху с мешком — и своей мощной фигурой сдерживает натиск. Старуха спасена, а Маяковского понесло людским потоком.
В гостинице такой разговор:
— Жаль, что приходится сегодня уезжать, номер хороший, ― сказал Маяковский.
— Самый лучший. В нем сам Луначарский жил. Народу ходило к нему, ужас! — говорит дежурная.
Маяковский:
— Ну, конечно, мне до него не дотянуться, но зато я стихи пишу, а он — нет. Он просто начальство и прозаик.
