Тут граммофон издал предсмертный хрип, и танец завершился.
Горло не беспокоило мистера Примби со времени обеда, но теперь он несколько раз издал «кха-кха».
Они хотели, чтобы Кристина-Альберта, раскрасневшаяся, запыхавшаяся и растрепанная, станцевала еще раз, но она не согласилась. Танцуя, она заметила удрученное недоумение и горесть на лице папочки.
Парочка из соседней студии затем одолжила общество подражанием русскому подражанию пляске саратовских крестьян. Подобранная граммофонная пластинка обеспечивала не совсем тот аккомпанемент, но это ничему не мешало. Пляска доставила мистеру Примби искреннее удовольствие. Молодой человек присел почти к самому полу и лихо выбрасывал вперед то одну ногу, то другую, а девушка была совсем как деревянная кукла. Все хлопали в ладоши, отбивая такт в лад с музыкой, и мистер Примби тоже. Но тут произошло новое извержение из двери. Пятеро в причудливых костюмах потребовали пива. Мистеру Примби они показались нелепыми, яркими и совершенно неинтересными. На одном был красный петушиный гребень на колпаке шута с бубенчиками. На остальных были трико и что-то яркое, ничего не означавшее. Они явились с вечеринки, устроенной кем-то там для «Молодежи». Они воплями возвестили: «Они в полночь объявили конец. Объявили конец в полночь. Когда молодежи положено ложиться спать».
Было более чем ясно, что в доме № 8 в Лонсдейлском подворье этого ждать не приходилось.
Пиво. Мистер Примби отказался. Последнее пиво. Сигареты. Много дыма. Последние виски. Снова граммофон, снова танцы и декламирующий голос Гарольда Крама. От пива или от виски голос этот охрип. Но раздавались компенсирующие шумы. Движение. Середина студии освободилась. Не снова же танцы! Нет. Демонстрация силы и ловкости при помощи стульев. Главным образом Тедди Уинтертон, владелец граммофона и Гарольд. Эти трюки быстро исчерпались, и общество перетекло в центр комнаты. Разговоры, нить которых мистер Примби терял сразу же, фразы, которые он не понимал. Никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Волна усталости, безнадежности и уныния накатила на него. Какими непохожими были вечера в былом, проводимые добрыми мудрыми людьми погибшей Атлантиды! Философские диспуты, лютни, флейты. Возвышенные мысли.
Он заметил, что миссис Крам украдкой зевнула. И внезапно сам сокрушительно зевнул. А потом еще раз.
— Йоуу! — сказал он Полу Лэмбоуну, который оказался рядом. — Кауа… вау мыау сидим намоейоууувати.
