В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] | страница 9

Больничные запахи в корпусе показались Саше необычайно резкими, а потолки — ниже. И только в сестринской ничего не изменилось. Годами на том же месте стоял, рассохшийся шкаф, годами тускло отблескивал со стены осколок зеркала. И годами, вываривая шприцы, булькала на электрической плитке вода.

Увидев Сашу, с притворной радостью взвизгнула Люся Трушина, палатная сестра, холостая девушка. А старшая сестра Таиса оглядела Сашу с головы до пят.

— Вернулась? Вот и слава богу, все будет полегче.

Слышала ли Саша новый анекдот про медиков? Ну тогда, мол, послушай. И пока Саша прибирала в своем столике, Таиса, сама себя поощряя смехом, рассказала две непристойные истории… Говорили, что в свое время Таиса была худенькой и резвой, но теперь в это не верилось. С годами фигура ее раздалась, живот отяжелел, и ходила Таиса по больнице с важностью теплохода.

Глянув на себя в осколок зеркала, Саша бодро изготовилась к делу — разносить лекарства и кислородные подушки, отсчитывать порошки и записывать назначения врача.

В десятой палате зажились двое, оба шоферы, оба с простуженной поясницей. Они обрадовались Саше, и она им тоже обрадовалась. Все другие в ее палатах были новые. Тот, которого она встретила — беглец-то! — тоже оказался у нее, в восьмой палате. Сидя на койке, он мельком взглянул на Сашу и углубился в свое дело. На коленях у него лежал какой-то планшет не планшет, плоский ящик с прорезями и белыми кнопками. Человек нажимал пальцем на кнопку, внутри ящика что-то срабатывало, щелкало, и он смотрел в прорезь.

«Сторожев», — прочла Саша на его бирке. И чуть ниже латынью — диагноз.

Вокруг него на постели и на тумбочке — листы бумаги со столбцами слов и цифр; толстая тетрадь и книги лежали вразброс, таблетки положить некуда, и Саша спросила, где ей оставить лекарства.

Он неохотно оторвался от своей щелкалки. И хотя смотрел он очень внимательно, Саша была уверена, что он ее не увидел: взгляд его был неосмыслен, он был там, в своем деле.

И потом сколько ни заходила, сколько ни заглядывала Саша в восьмую палату, Сторожев сидел в той же позе — со свешенными на глаза волосами и с этой щелкалкой на коленях. Перед обедом его пригласили к телефону, и она слышала, как он твердил в трубку: «Так и передай шефу: в Жаксы-Гумар еду сам, и только сам, понятно?.. Это мое дело… О, да ты меня, оказывается, плохо знаешь: сбегу — и все дела».

Потом к нему приехал толстый очкарик, и они о чем-то спорили на скамейке под окном, и опять Саша услышала это нерусское слово «Жаксы-Гумар».