Сауле не представляла, что можно сказать женщине, которая совершенно не интересуется дочерью. Придуманные по дороге страстные обличительные речи казались сейчас наивными и даже глупыми.
Сауле распустила туго стянутые волосы и прошлась по ним щеткой. Потом тряхнула головой, радуясь свободе, и серьезно сказала:
— Малышка ту несчастную булочку даже есть сама не стала, понесла домой голодному Кеше. И честно разделила с собакой!
— Нажрался, значит, зубастик? То-то я заметила: отрыжка его буквально замучила, — проворчала Таня тоном ниже, она всегда отдавала должное сильным людям, будь это даже грязная малолетняя бродяжка.
— Поэтому я и пригласила ее в гости, обещала познакомить с Китенышем. И покормлю заодно, ребенок почти прозрачный, вот-вот дистрофия начнется…
— Ты забыла добавить, что и собака у нее — настоящий мешок с костями, жаль, зубищи на месте!
— Само собой, Кеша тоже приглашен на ужин, — кротко согласилась Сауле. — Девочка без него не пошла бы, они дружат.
— Как же — «не пошла бы», побежала бы!
— Я приглашала. Она отказалась.
— Ой, только не надо душещипательных историй, время рождественских сказок прошло, на носу лето!
Сауле вкрадчиво предложила:
— В принципе ты можешь идти домой и с ней не знакомиться…
— Ну да, разбежалась, как же, — возмутилась Таня. — Я уйду, а эта шустрая девица вас с Китенышем тут же обчистит!
— Ну как тебе…
— И не мечтай — не стыдно!
— Что, совсем?
— Саулешка, ты настоящая дура, — рассердилась вдруг Таня. — Никто кроме тебя — поверь, я знаю, что говорю, — не притащил бы в дом замарашку с рынка! А уж если эту замарашку при всех поймали на воровстве…
— Она взяла всего лишь хлеб!
— Не взяла, а украла!
— Но хлеб.
— Да хоть хлебную корочку!
Услышав рычание, подруги перестали переругиваться и обернулись: в дверях стоял бультерьер. Набычившийся, чудовищные клыки наружу, он грозно поедал глазами оторопевшую Таню.
Сауле виновато пролепетала:
— Что ты, Кеша, мы вовсе не ссоримся, это же моя лучшая подруга…
Бультерьер недоверчиво заворчал. Сауле искательно улыбнулась. Никита из комнаты торопливо подтвердил:
— Они правда дружат.
Лизавета смотрела на женщин с нескрываемым злорадством и молчала. Она-то знала, что Кеша с самого нежного возраста не любит громких голосов, в их квартире они слишком часто кончались безобразными драками, а то и поножовщиной. Мамины приятели отлично это знали и, если пес с девочкой находились дома, вели себя тише воды ниже травы. Особенно после того, как Кеша порвал сухожилия дяде Юре, схватившему во время ссоры нож.
