— Иногда неправильно — хорошо.
— Да ты, брат, философ!
— Нет. Просто я так думаю.
— Думает он! В наше время это самая настоящая роскошь — думать, — фыркнул Колыванов.
Никита обернулся и прижал палец к губам. Колыванов замолчал, удивляясь собственному поведению. Он и не помнил, когда в последний раз хоть кому-нибудь подчинялся. Разве только матери уступал. Чаще по мелочам.
Никита бесцеремонно подтолкнул его к приемной.
И побежал в самый конец коридора. Заглянул в открытую комнату — Колыванов не представлял, что в ней: то ли кладовка, то ли небольшая столовая, то ли курительная, — и спросил:
— Ма, я чай попью, ладно?
Ответа Колыванов не услышал, как ни напрягал слух. Наверное, он оказался положительным, потому что мальчишка весело воскликнул:
— Тебе тоже принесу! И вафлю. Шоколадную, я прошлый раз одну оставил. Специально для тебя!
Колыванов пил уже третью чашку чая. Разговор с Никитой оказался неожиданно интересным, и он поймал себя на мысли, что сознательно оттягивает вызов такси.
Вообще-то странно, что Колыванов тратил время на бессмысленную, непродуктивную болтовню. К тому же он наметил на вечер пару важных звонков, собирался просмотреть кое-какие документы, набросать план на следующий месяц, да мало ли работы… И вместо этого сидел в пустой приемной и беседовал с шестилетним ребенком!
Колыванов всегда считал, что не любит детей, они обычно раздражали его. Малыши — глупыми капризами, визгом и беготней. Подростки — жестокостью, неумеренными и необоснованными претензиями, неумением думать, стадностью.
Да, больше всего его бесило в собственных племянниках именно неумение — нет, нежелание! — думать. И стремление не отличаться от других, таких же убогих и жадных до развлечений.
Этот забавный темноглазый мальчишка не походил ни на кого из его малолетних родственников. В нем причудливо мешались детское восприятие мира и необычные, вполне зрелые, продуманные оценки всего происходящего в нем. Правда, судя по замечаниям, у него весьма неординарная нянька, как ее? — ах да, Анна Генриховна! — и странноватая мать. Отца, как Колыванов понял, у мальчишки нет и не было, он ни словом не упомянул о нем.
Размышляя о своем, Колыванов рассеянно отвечал на вопросы. Никита тут же задавал новые, процесс казался бесконечным.
Мальчишку интересовало все на свете!
Почему идет дождь, почему он то усиливается, а то едва капает. Почему резиновые сапоги не промокают, а обычные ботинки — запросто. Откуда взялись пятна на солнце и что такое «черные дыры». Почему летают такие огромные и тяжелые самолеты, они просто не должны летать!
