Этика. Очерк о сознании Зла | страница 4
4. Наконец, траектория истины не должна выводиться исключительно из множественной природы ситуации или из «энциклопедии знаний» этой ситуации. Мы должны понять, как она соотносится с логическими преобразованиями. Это возвращает к вопросу о том, как истины проявляются, тогда как до сих пор мною рассматривалось только их бытие (то есть сам тот факт, что истины суть родовые множественности). Таким образом, вы можете заметить, что теоретический базис нижеследующей книги претерпел определенное развитие. Но, на мой взгляд, в ключевых точках он остается достаточно надежным и по-прежнему может служить одновременно и живым, и связным введением к тому далеко идущему предприятию, каковое, я надеюсь, заново определит, что же именно стоит на кону в современной философии.
Не могу не поблагодарить в заключение как издательство Verso, принявшее на себя интеллектуальные и политические обязательства по публикации английского перевода моей книги, так и переводчика Питера Халлуарда, настоящего — тем более что он далеко не всегда согласен с моими теориями — друга.
Ален Бадью, апрель 2000
Этика. Очерк о сознании Зла
Введение
Некоторым ученым словам, долгое время пребывавшим в заточении в словарях и академической Прозе, выпадает везение (или невезение) — почти Как смирившейся старой деве, которая, не понимая почему, вдруг становится любимицей салона, — выйти на свежий воздух эпохи: стать предметом публичных обсуждений, а то и плебисцитов, освещаться прессой, телевидением и даже внедриться в государственные дискурсы. Сегодня огнями рампы залито слово «этика», изрядно припахивающее своим греческим происхождением— как и курсом философии, — и вызывающее в памяти Аристотеля (ну как же, знаменитый бестселлер: «Никомахова этика»!).
По-гречески этика имеет отношение к поискам правильного «способа существования» или мудрости в поступках. На этом основании она оказывается частью философии — той ее частью, которая наводит в практической сфере жизни порядок сообразно осуществлению Добра. Несомненно, с наибольшей последовательностью трактовали этику не просто как часть философии, а как самое ядро философской мудрости, стоики. Мудр тот, кто, сумев разграничить то, что от него зависит, и то, что не зависит, выстраивает свою волю вокруг первого и бесстрастно претерпевает второе. Вспомним, впрочем, что стоики имели обыкновение сравнивать философию с яйцом, скорлупой которого является логика, белком — физика, а желтком— этика.