Так нестрашно началась война.
Пару дней стороны выжидали, не решаясь атаковать. Катя оставалась нещупаной и успела явно заскучать; она долго болталась взад-вперед по полю, пробовала на язык стебельки трав и других растений, изредка превращая их то в «петушка», то в «курочку». По краям поля рыскали разгоряченные мальчишки — но ни один из них так и не приблизился к «трогалке». Наверное, она почуяла неладное, потому что вскоре явилась на природный подиум в вызывающей маечке, демонстрировавшей выпирающие соски во всей красе. Эффектный и будоражащий ее проход остановил лишь всепримиряющий дождик. Он загнал враждующие стороны, Катю, птиц-синиц на кладбище — под тополя с раскидистыми кронами. Спасаясь от стихии на могиле некоего Семенова М. И. (1913–1943), молчали как «химики», так и «биологи». А тише остальных молчала Катя, которая не стеснялась покойников и выгибала намокшую грудь колесом. Все косились на нее с дикостью, остервенело — так продолжаться не могло — но продолжалось…
Следующим днем на поле ребята подоспели вооруженными. В арсенале имелись как скромные пистолеты с пульками, так и тяжелая артиллерия — ее представляли камни и ссохшиеся комья земли. За битвой мы разгадали, что пульки не достигают цели — всякий раз их уносил прочь ветер. Пружины пистолетов не разгоняли пластмассу до нужной скорости, и вот тогда пригодились камни. «Химики» терпели поражение, а мы, «биологи», феерично гнали их к озеру, поднимая за собой клубы пыли, словно целый табун скакунов. Но вдруг произошло то, что переломило ход битвы совершенно. Запущенный мной булыжник растаял среди жеваного пыльного тумана. В деревенской дымке, как в рапиде, на колени пала низкорослая фигура врага. Она издала позорный клич «бля-я-я-ядь!», настолько плаксивый, настолько высокий, что все догадались — повержен Илюша.
Война закончилась, точно не началась. В одно мгновение стороны позабыли и о Кате с ее прелестями, и о кооперативном духе, что они несли где-то на обгорелых плечах, забыли они о вражде, поскольку сердца бойцов налились любовью и саднящей трусостью. Илюша бился в корчах, он ревел, он перекатывался с бока на бок. Как и ранее, мой снаряд угодил ему точно в лобешник, дугообразно раскроив его, содрав часть прически «ежик».
Взбешенные родители Илюши не заставили себя ждать. Они нагрянули очень-очень скоро, и вроде бы победа окончательно стала для «биологов» позорной капитуляцией.
От греха подальше я был немедленно передислоцирован в столицу, в тыл, где август напролет штудировал летний список по литературе.
