— А давайте мысленно попросим это разрешение, — сказала одна из девочек. — Я в прошлом году в экспедицию с психологами ездила, так мы учились мысли друг другу передавать.
— Так, — решительно сказала Надежда Леонтьевна, — Давайте сядем в круг и будем просить мысленно: нас много, да и лама — рядом.
Так они просидели в тишине минут сорок, пока автобус не пришел. Погрузили вещи, попрощались с Верой и залезли в автобус. Вера помахала им рукой и перекрестила отъезжающий автобус…
Когда они прибыли на место, зарядил дождь. Два дня стеной лил. А потом солнце вдруг. Вода в реке метра на два поднялась, пороги покрыла — прошли как по маслу. Даже местные удивлялись: такая вода редко бывает…
— А теперь давайте разрешение на дорогу просить, — обратилась я к друзьям. — Пока недалеко отъехали.
— Да поможет нам Санта Клаус, — сказал кто-то из них.
А другой добавил:
— И про Йоулупукки забывать нельзя: все-таки в Финляндию едем…
Мой знакомый дзен-буддист, когда хочет до собеседника что-то важное донести, всегда говорит: «Я — буддист, но перекрещусь», — и крестится.
А моя подруга-психолог ситуацию иногда по картам «Таро» прощупывает. Она еще очень расстроилась, когда узнала, что ее муж к гадалке два раза ходил: с работой не ладилось. Кстати, гадалка его в церковь отправила, говорит: «Исповедаться-причаститься надо».
Анечка родилась в день Сретения, в конце девятнадцатого века под Одессой. Прожив вместе со страной семьдесят восемь лет, она имела четырех выживших детей, одиннадцать внуков, какое-то количество правнуков, сахарный диабет, катаракту, старый книжный шкаф с небольшим навесным замочком, сдерживающим плотную атаку книг изнутри и праздное любопытство родственников снаружи.
Непраздным любопытство было только у маленькой правнучки-москвички, гостившей каждое лето у Анечки. Именно для правнучки на три месяца в году она становилась Анечкой на фоне всяких «ма» и «ба».
Анечка доверяла этой спокойной, молчаливой девочке с тугими длинными косами и с таким же длинным и тугим взглядом. Доверяла маленький ключик от книжного шкафа, который девочка так любила открывать, чтобы понюхать доступные по росту полки с книгами и закрывать, не нарушая привычной жизни шкафа.
Доверяла металлическую коробочку со шприцем для инсулиновых инъекций, которую девочка торжественно подавала ей, понимая, что Анечка никогда не выздоровеет, и холодное металлическое счастье каждое утро будет в ее руках.
Доверяла набирать в пипетку глазные капли, спасающие от катаракты. Доверяла недовольство положительным зятем, любимым пьющим внуком Шуриком, дочкой Мусей, которая давно не приезжала, плохим зрением, не позволяющим читать вдоволь. Анечка вспоминала времена «при царском режиме», когда она была такой же маленькой, как девочка, любила читать книжки и очень ждала воскресенья, чтобы получить от отца копейку. «Я ее не тратила на конфеты, а бежала в город покупать книжечку. Были тогда такие „книжечки за копеечку“», — поучительно рассказывала Анечка.
