Я старался не заглядывать в вырез платья, просто отметил, что при всей восточной наружности кожа Франлии белая, как у скандинавки. Она уловила мой взгляд, направленный на ее чуть-чуть выступающие прелести, насмешливо и высокомерно улыбнулась.
Еще у нее, как я отметил сразу, едва она появилась на пороге, удивительно сильно вздернута верхняя губа. Не вся, а только середина, получается такая арка, что я не отрывал взгляда, а когда и отводил глаза в сторону, стоило Франлии защебетать, как снова смотрел на эту удивительную губу. Вообще-то уродство, у любой другой женщины жутковато виднелась бы красная десна, но у Франлии зубы ослепительно белые, крупные, приковывающие внимание.
Как я заметил, ее старались не то чтобы не задевать, но по ее адресу шутили осторожнее, чем, к примеру, подшучивали над Мармандой или Христиной, все-таки Франлия ночует не в людской, а в комнате самого начальника охраны замка Винченца.
В людской, как я заметил, рацион тот же, что и у феодалов: мало хлеба, много разного мяса. Причем мяса дичи больше, чем мяса домашнего скота или птицы. И подают сперва дичь: лосятину, кабанятину, а также кроликов, фазанов, куропаток, журавлей, цапель. А потом подают «птицу»: лебедей, гусей, кур, уток, так как это просто птица, смешивать ее с благородной птицей, пойманной на охоте, — дурной тон.
Любой пир заканчивается свининой, Марманда уже бросает на широкие сковороды толстые ломти бледно-розового мяса. Словом, едим все, исключение только для конины и говядины, их есть считается непристойно: конь — для езды, бык — для работы. На удивление много едят травы, а я считал, что в Средневековье жрали только мясо и сыр. А здесь вон на десерт горы сладких пирожков, в корзинах яблоки, груши, всевозможные ягоды…
Еще на столах разложены ковриги хлеба, куски сыра, я с удивлением узнал по меньшей мере четыре сорта, не хило здесь живут, местные сыроделы от безделья дурью маются, изобретают все новые сорта, а можно бы просто расширять производство, завоевывать рынки…
Я вздохнул, в условиях перманентной гражданской войны, чем является Средневековье, о таком даже мечтать смешно.
Марманда поставила на середину стола огромное блюдо с горячими оладьями, похожими на ломти темного сыра, на поверхности такие же янтарно-желтые ямочки, где еще шипит, испаряясь, масло. Я протянул было руку, она сказала со строгостью:
— Сперва суп! Потом мясо. Оладьи — на потом!
— Здорово у вас кормят, — вздохнул я, — как вы только и работаете после такого завтрака?
