— Все хорошо? — спросил он, протянув ей пачку.
— Все замечательно, — ответила Марина, доставая сигарету. — Дай прикурить.
Дима чиркнул зажигалкой — желтый язычок пламени высветил все тридцать Диминых лет. Марина прикурила, глубоко затянулась — кашлять уже совсем не хотелось, — выпустила дым и сказала:
— Наверное, домой надо ехать.
— Пожалуй, — сказал Дима. — У тебя точно никаких проблем не будет?
— Нет, — сказала Марина.
— Ну отлично, — сказал Дима. — Тогда поехали.
Раздался громкий пластиковый треск, который можно было бы назвать чистым, если бы не примешавшийся к нему характерный хруст. Сергей Федоров, попавшись на удачный силовой прием, врезался в бортик и рухнул на гладкий электронный лед. Судья остановил игру, и на площадку выскочили врачи. Убедительно семеня, они поспешили к травмированному игроку.
Андрей негромко выругался и нажал Esc. Игрок ценой в десять миллионов долларов, полученный в результате нескольких сложных обменов, явно надолго выбыл из строя. Менеджер из Андрея вышел плохой, что, впрочем, подтверждала и реальная жизнь — за трудовую неделю он не продал ни грамма климатического оборудования, хотя пару раз казалось, что сделка вот-вот состоится, и даже Никита Внуков, иногда прослушивавший разговоры подопечных, говорил ему, что все он делает правильно, только чуть-чуть напора не хватает. Однако хлопанье по плечу в карман не положишь и на пиво не поменяешь (впрочем, последнее не совсем верно).
Андрей встал из-за стола. Игра не шла, и нужно было резко менять ход пятничного вечера, приближавшегося к узловой точке, за которой разворачивать его траекторию стало бы гораздо сложнее. Попросту говоря, было шесть часов.
Из большой комнаты доносилось замогильное бормотание телевизора. Для родителей конец рабочей недели уже давно перестал быть мерилом социального успеха. Дружелюбный пластиковый камин и горячий ужин наполняли взрослую пятницу до краев. Андрей и сам часто подключался к мировой гуманитарной программе, но каждый раз утром в субботу его мучило невыносимое сознание того, что кто-то накануне провел несколько гораздо более насыщенных, интересных и даже, может быть, счастливых часов. Безжалостно подробные рассказы Олега регулярно подтверждали эти опасения.
За несколько секунд мозг Андрея обработал накопленный за последние годы опыт. Непосредственно вычислительный процесс при этом оставался на периферии сознания, поэтому возникшее желание выпить пива вполне можно было назвать иррациональным. Впрочем, едва ли желание это имело отношение к начинавшемуся алкоголизму — хотя родители Андрея, например, восприняли бы его именно так, — оно было просто элементарной сублимацией юной жажды приключений.
