Граф расплылся в улыбке, и глаза его радостно блеснули.
— Совершенно верно. Вы прекрасно его обучили, Клайборн.
— Разумеется. Титул и земли когда-то перейдут к нему. Ему следует знать размеры и местоположение собственных владений.
— Однако вы, возможно, не знаете, — продолжил Эджуотер, снова обращаясь к Эдварду, — что мы с вашим отцом дружны со школьных лет. Мы вместе учились в Итоне, а затем и в Оксфорде. Много лет мы с ним мечтали связать наши семьи еще более тесно и надежно. Вот почему мы и приняли некое решение.
— Какое именно решение, милорд? — спросил Эдвард.
— Скоро узнаете, Хартсфилд. Узнаете. Но сначала идемте, вы познакомитесь с моей дочкой.
Эдвард последовал за отцом и графом.
— Заберу ее на минутку, — сказал граф в ответ на вопросительный взгляд своей жены.
Маленькая девочка, которая до этого момента мирно спала, открыла глазки и заплакала, разбуженная бесцеремонным прикосновением. Ее плач стал еще громче, когда граф поднял ее из колыбельки розового дерева.
Нисколько не смутившись, Эджуотер пристроил малышку на согнутой руке и повернул так, чтобы Эдвард мог ее видеть.
— Вот она, милорд. Ну, как вам моя Клер?
Громко орущий младенец показался Эдварду красным, мокрым и злобным — точь-в-точь как лангуст, только что брошенный в кастрюлю с кипятком.
— Она… э… очень здоровая, — отметил Эдвард.
Эджуотер засмеялся:
— Это верно. Доказывает, что со временем она превратится в прекрасную молодую женщину. Ну, Хартсфилд, почему бы вам не подержать ее на руках?
Ему тут же сунули в руки младенца, лишив возможности выбора. Она оказалась у его груди — более теплая, мягкая и тяжелая, чем он ожидал. Ее крошечные кулачки мельтешили в воздухе, словно палочки барабанщиками она продолжала горько плакать.
А потом ее плач смолк. В комнате снова наступила благословен найти шина. С ее лица исчезло напряжение.
Ее глазенки открылись — и оказались нежно-голубыми. Она устремила взгляд на Эдварда, словно он оказался самым интересным созданием из всех, что она дотоле видела.
Малышка шумно вздохнула и снова взмахнула кулачком, но на этот раз явно не гневно. Наоборот, казалось, она тянет ручку.
К нему.
Изумленный Эдвард тоже уставился на нее.
«Не такая уж ужасная», — подумал он. Наверное, ее можно было бы даже назвать миленькой.
Он всю жизнь видел младенцев, когда один за другим появлялись на свет его братья. Но их он определенно не мог бы назвать миленькими.
Она снова махнула крошечной ручонкой, моргнула — и на ее губках появилась слабая улыбка.
