Однажды начальник узнал стороной, что в оговоренном нами месте для строгого и разборчивого критика нашлось бы кой-где и кой в чем по сучку и по задоринке; и главное, что хуже всего, будто бы и казна поступала в ящик, под ключи и печати только временно, на одни сутки, накануне урочного свидетельства; в остальное же время казна эта была не мертвым, а живым капиталом, обращаясь тут и там по рукам и принося казначею и секретарю небольшие проценты. Чиновники эти были так снисходительны, что дозволяли даже и самим членам затыкать по временам этими деньгами дыры по торговым их оборотам, с тем, однако же, как само собою разумеется, чтобы члены эти, в поощрение на будущее время, платили за это и секретарю и казначею, каждому порознь, процента по два или по три на месяц.
Об этом-то узнал местный начальник. Не желая лезть в петлю за других, он тотчас принял втихомолку свои меры. Ему бы ничего не стоило, как говорится, накрыть виновных мокрым рядном; он мог нагрянуть тотчас же с шумом и громом, как снег на голову, потребовать казначея, секретаря, членов, освидетельствовать казну, заключить протокол об отсутствии ее, отдать всех их под суд и проч.; но все это, как сам он выражался, не обещало ему никакой пользы, кроме одного лишь вреда: при начете и раскладке ему бы и самому не миновать своей доли, а за этим он вовсе не гонялся. Итак, он начал с того, что стал поговаривать о беспорядках, которые, как де слухи до него доходят, оказываются вот в таком-то месте. "Надобно добраться до этих господ,-- продолжал он,-- надобно порядком до них добраться: в первых числах будущего месяца непременно буду там и освидетельствую также казну". Он с намерением дал довольно большой срок, чтобы успели приготовиться и в особенности собрать и внести деньги. Дня за три он сказал наконец своим приближенным, что в такой-то день, часов в 10 утра, хочет туда нагрянуть. Он знал положительно, что все это будет передано туда от слова до слова в тот же день, и потому спокойно выжидал назначенный им самим срок.
Прибыв на место, начальник принял вид, будто намерен поверять делопроизводство, начал заглядывать в настольный, потом во входящий, требуя на выдержку отчета по некоторым нумерам. Затем вошел он в присутствие, занял место и просил членов продолжать свои занятия. Несмотря на троекратное повторение этой просьбы, т. е. приказания, члены могли только отвечать подобострастным поклоном, взглянувшись между собою в страшном недоумении: обыкновенные их занятия состояли в балагурстве такого рода, которое вовсе неудобно было продолжать в присутствии строгого начальника. Он обратился к секретарю, указал на неразрешенные бумаги, лежавшие отдельной кипой на столе, и приказал читать их, обыкновенным порядком, как он выразился, хотя это здесь вовсе не был порядок обыкновенный.
