— Ну так что же вы? — первой начала Ёсико. — Вы, кажется, хотели мне что-то сказать? Наверное, не о работе, да? Ну вот, я слушаю.
— Да, — кивнул Отака, не зная, с чего начать. — Что, прямо сейчас?
Он чувствовал, что время выбрано неудачно, и не мог найти нужных слов. Может быть, всему виной было похмелье.
Ох уж этот Сасима, чтоб его!.. И этот Кодзима тоже!
Сколько раз Отака проговаривал про себя заветные слова, лелеял их в сердце… Надо было в машине взять её за руку… Надо было остановить машину на этой романтической ночной дороге, посмотреть прямо в огромные нежные глаза Ёсико и прошептать: «Я тебя люблю!» А потом, воспользовавшись тем, что Ёсико, выслушав неожиданное признание, будет утомлена от поездки, расслаблена и очарована этой ночной прогулкой, надо было улучить момент и запечатлеть на её устах страстный поцелуй…
«Ну что тут рассусоливать! — рассуждал Отака. — Ведь оба не дети уже — хватит сюсюкать. Надо вести себя по-деловому».
— Ёсико, пожалуйста, будьте моей женой! — выпалил он.
Глаза у Ёсико округлились. То есть они действительно вдруг широко открылись и стали похожи на два больших круга.
— Ёсико, я уже давно вас люблю. Я всё сделаю, чтобы вы были счастливы. Пожалуйста, выходите за меня замуж.
— Вы… так неожиданно… — задумчиво протянула Ёсико.
Слова Отаки были полны нежности, и на мгновение в её сердце шевельнулось чувство, похожее на благодарность за это искреннее признание. Но вот так, с бухты-барахты… Это скорее походило на шутку.
— Я серьёзно! Ничего, что вы старше меня. И то, что с ребёнком, тоже ничего. Я ведь не так просто… Даже если потом и передумаете, ничего… — продолжал тем временем Отака, уже понимая в душе, что все его усилия напрасны.
Признание, которое он неделями обдумывал и старательно разучивал у себя дома, сейчас звучало слабо и неубедительно. Бывало, он прикидывал: «Если она не согласится сразу, возразит, я скажу то-то и то-то».
Однако сейчас Ёсико хранила молчание, и ему было досадно.
— Я на всё согласен — только бы вы были всю жизнь со мной. Больше мне ничего не надо.
— Спасибо, право же, я очень тронута, — наконец произнесла Ёсико. — Но давайте больше об этом говорить не будем, хорошо?
— Значит, отказ?..
— Прошу вас, давайте больше не будем об этом.
Отака окаменел, сжав зубы. Итак, его любовь оказалась пустой мечтой. Он чувствовал себя актёром, скверно разыгравшим на сцене мелодраму с патетическим монологом, который был плохо выучен.
— Всё ясно. Прощения просим, — сказал он.
