– Вряд ли это связано с фабрикой… Да вы сами все прекрасно видите!
– Рудольф Аркадьевич затягивает прежнюю песню, – работает один цех по распилке древесины, да заводоуправление. Вон, куча у ворот третий год, извиняюсь, воняет, разобрать не можем. Седьмой месяц на картотеке, люди не получали жалованье с прошлого года. Сводим концы с концами, только потому, что сдаем в аренду несколько помещений. Остальные корпуса пустуют. Громадная ошибка, что в свое время фабрику приватизировали и отказались от бюджетного финансирования…Посудите сами, ну кто будет убивать директора из-за совершенно убыточного предприятия? Да и таким циничным способом!
– Простите, лично вы, когда получали в последний раз жалованье? – уточняет Георгий.
– Ну, видите ли, – исполняющий обязанности в настоящую секунду смахивает на перепутавшего мужской туалет с женским, – у руководства отдельная графа заработной платы.
Научно это называется – социальная несправедливость. Древесину пилят одни, жалованье получают другие. Ментура, кстати, более совершенна. Вкалывает меньшинство, но получают все. Но речь сейчас не об этом, вернемся на игровое поле.
– И неплохая, судя по всему графа, – комментирует Жора ответ Шилова, – иначе, какого рожна вы тут забыли?
– Дело же не в окладе… Это сложно объяснить. Может, будет громко сказано, но… Кто, если не я? Да, время тяжелое, но мы не сдаемся, пытаемся хоть что-то сделать. Иначе город просто утонет в отходах. Свалки не бездонны, они растут как опухоль… Говорят, у вас тоже не сладко, но вы же не уходите… Хотя мне иногда хочется на все махнуть рукой и убежать отсюда к чертовой матери!
«На дачу под Всеволожск», – заканчиваю я про себя мысль Рудольфа Аркадьевича.
– Значит, вы уверены, что убийство не связано с фабрикой? – продолжает настаивать Георгий.
– Сейчас уверенным быть нельзя ни в чем. Но, никаких веских причин для убийства я не вижу. Мы же не нефтеперерабатывающий завод и не ликероводочный. Делить здесь абсолютно нечего.
– Но, простите, трех директоров на тот свет уже отправили! – не выдерживаю я, – вы не боитесь стать четвертым?
– Типун вам на язык, молодой человек, – стучит по деревянному столу Шилов, – Почти все предприятия пережили подобное. Что поделать, закономерность нашего скорбного времени.
– Поясните, не сочтите за труд.
– Ивана Михайловича, насколько я в курсе, убили, когда началась приватизация. Я тогда не работал на фабрике. В то время предприятие еще процветало и представляло интерес для определенных кругов. В итоге кресло директора занял некий Карпец, человек совершенно от мусора далекий, а от его переработки еще дальше. Вскоре поняв, что фабрика не приносит никакой прибыли, а наоборот, явно убыточна, он принялся вкладывать активы в различные пирамиды, надеясь хоть таким образом поправить положение. Едва активы сошли на ноль, Аркадий Борисович тоже погиб. Теперь вот, Илья Сергеевич. Как это, не прискорбно, но подобные явления происходили почти на любом городском предприятии.
