«Интересно, узнает ли меня мама?» – подумал Рингил. За свою жизнь ему редко везло настолько, чтобы увидеть Наоми Джайнис в здравом уме. В основном приходилось сидеть у ее места на восьмом Пепелище и следить за движением блекло-зеленых глаз с вертикальными зрачками, пытаясь уловить момент, когда оно станет осмысленным. Чаще ничего не получалось, но иногда удавалось поймать нежный взгляд, а пару раз с серых губ Наоми слетали бесконечно дорогие слова… Несмотря на искреннюю преданность идее хейтеров, Рингил все же разрешал себе любить мать… и отца тоже, хотя конкретно в этом вопросе он не мог подобрать соответствующую допустимую классификацию чувства. С мамой было проще – обычная темная любовь, чувство допустимое и дозволенное, прививающее нужную степень отвращения к жизни. А что делать с абсолютно недопустимым для хейтера чувством восхищения, которое без какого-либо внимания к этому факту завладевало Рингилом уже очень давно? Что делать с накатывающим время от времени желанием бросить все и стать если не рядовым сотрудником Департамента Сил Хаоса, то хотя бы Хранителем, творить то, что можно определить как добро, без тошнотворного ощущения пакостности происходящего? Чтобы наносить добро и причинять пользу, нужно быть внутри сволочью высшего калибра. Даже хуже, чем папочка. С которого пример брать все равно не удается – торчит вечно неизвестно где... Уже год, как не виделись. Почти год.
Хотя Пейнджел и смог купить себе относительную свободу, большая часть заслуги, давшей ему право на ту жизнь, которую он вел, принадлежала не ему. Наоми Джайнис подарила хейтерам явленный ей способ полной и окончательной смерти, ранее недоступной демонам Хаоса. Ценой собственного рассудка ей удалось нарушить один из глобальных законов, и суть этого метода ухода из жизни стала ценой свободы для ее дочери – и для нее самой. Ну, и кое-какие крохи милости хейтеров достались простому парню по имени Пейнджел, эльфу-вампиру, которого угораздило вовремя влюбиться в капитально упавшую с дуба непредельщицу. Остальное было, в общем, делом техники, так как естественно проистекало из уже произошедших событий. Только вот Пейнджел не учел, что одним из первых заявку на использование нового способа подаст его родной сын. Рингил не знал точно, что именно натолкнуло его на такой подвиг с хейтерской точки зрения. Из второго поколения хейтеров, из тех, кто родился или вырос на этой земле, он был не единственным идейным самоубийцей. Если точнее, пока что одним из троих.
