Уже в сумерках Томирия в знак глубокого уважения к иноземцу сама внесла в хижину четырехногий каменный алтарь и разожгла огонь, который будет гореть, не угасая, пока жив хозяин хижины. Верховная жрица бросила в пламя зерна какого-то растения, и ноздри защекотал приятный, пряный запах.
— Входи, брат Дион, в дом свой, пусть вечно сопутствует тебе счастье, — широким жестом пригласила эллина Томирия.
Эллин и со своей стороны позаботился о том, чтобы защитить дом от нечистой силы. Прежде чем войти в хижину, он незаметно перекрестился.
Уставший после длительного похода Дион устроился на каменном ложе и мгновенно уснул. Он — не слышал, как к нему в хижину вошел Гобрий, потоптался, разглядывая в тусклом, неверном свете безмятежно-спокойное, с разгладившимися морщинами лицо бывшего эллинарха, потрогал его разметавшиеся по подушке седые волосы, хмыкнул. Потом он внес какую-то статуэтку, поставил ее рядом с алтарем и улегся прямо на сырой глиняный пол у порога, точно верный сторожевой пес. Жертвенное пламя светильника скупо освещало мраморную статую Великой Богини — матери богов и людей с проросшими ветвями вместо рук. Обнаженное тело ее удивительно напоминало другую могущественную небожительницу — Афродиту Апатуру, покровительницу путешественников и мореходов. Пусть сама Папануа охраняет покой избранника судьбы!
* * *
Гобрий разбудил Диона, едва на востоке засерел небосвод. Он молча потянул эллина за руку из хижины. Тому пришлось подчиниться. В крепости не было видно ни одного человека, хотя двери везде раскрыты и пологи откинуты. Из шатров и хижин не раздавалось ни единого звука. Словно крепость была в спешке покинута обитателями при известии о внезапном приближении грозного противника.
Гобрий и Дион пересекли пустынный нихас и через распахнутые ворота вышли к реке. Дион различил на берегу какую-то темную, непрерывно движущуюся массу. Навстречу им неслись странные звуки, напоминавшие не то шорох волны у прибрежной гальки, не то густые и частые вздохи какого-то невидимого чудовища, выползшего из воды перед рассветом подышать свежим воздухом. И только подойдя ближе, он понял наконец, что перед ним — толпа.
У реки собралось все население степной крепости. Чуть в стороне пастухи охраняли стадо жертвенных животных — несколько овец, коров и лошадей. Молодые жрицы испытывали их, брызгая холодной водой. Овцы и коровы переносили утренний душ равнодушно. Встряхивались и фыркали только лошади. Значит, именно они угодны богу. Их сразу отделили от стада.
