Лучшие воины каждого рода включались в дружину царицы. Многие вожди стремились использовать это в своих целях, и некоторые воины в царской дружине были их тайными соглядатаями; они держали своих родовых предводителей в курсе дел и замыслов царицы. Как понял Дион из разговора у костра, у Онесика таким соглядатаем был Навак. Простодушные сираки не обращали внимания на Диона, разговаривая о своих делах. Слишком мало значил для них пленный эллин, чтобы можно было принимать его всерьез.
Диону понравилось мужественное лицо Онесика. Он был чуть старше Навака и пошире в кости. Красный отсвет костра падал на высокий лоб, ровные щеки, прямой, будто каменный, нос. Глаза светились умом и прямотой человека, не умеющего кривить душой. Вождь рассказывал эллину о землях своего рода, о жизни сираков, об их воинской доблести. Узнав, зачем Томирия держит эллина в своей дружине, он высказал пожелание, чтобы один из мальчиков его рода тоже прошел обучение военному искусству эллинов. В степи неспокойно, и такой опыт может пригодиться.
* * *
В середине третьего дня отряд вышел к реке. Спокойная светлая полоса воды, словно меч великана, наискось рассекала широкую долину, заросшую молодым камышом, и, упираясь в высокий правый берег, круто меняла направление.
Вырвавшись вперед, Томирия у самой воды осадила коня и сбросила шлем. Ветер подхватил ее волосы и откинул их назад. И вновь Диона поразил их цвет. Он почувствовал, что предстоит какая-то торжественная церемония, и потому совсем тихо спросил Навака:
— Волосы у повелительницы зеленые. Ни у одного сирака здесь таких нет. Что это значит?
Навак отвечал одним шевелением губ. Дион с трудом разобрал:
— У эллинов каждый бог имеет свой храм и своих служителей — жрецов. У нас между богами и их детьми один посредник, одна жрица — повелительница наша Томирия. Зеленые волосы — ее отличительный знак, их видят боги и делают такими наши пастбища.
Сняв с руки золотой браслет, Томирия бросила его в воду и повернула коня, уступая место другому всаднику. Воины бросали в реку украшения, утварь, даже оружие и отъезжали в сторону. Дион опять услышал шелестящий шепот своего спутника:
— Возвращаясь домой, мы приносим дары Ахардею, чтобы он принял их в свое лоно, а нам и в другой раз послал удачу. Мы отдаем самое дорогое сердцу. Ты тоже брось что-нибудь. Пусть и тебе сопутствует удача.
Они приблизились к воде последними. Навак расстался с фаларом[36] из электра, который изображал оленя, готовящегося к прыжку. А Дион невольно задержался, раздумывая, стоит ли одаривать чужого бога. Ему, как христианину, претило жертвоприношение, да и кроме чесалки и флакона с маслом у него ничего не было. Поколебавшись, он достал чесалку и отдал ее Наваку со словами:
