Второй раз просил эллин у варварской женщины свободы действия. Только эта была дочерью первой. Целое поколение стояло между этими событиями.
Радостный блеск в глазах Зарины сменился грустью.
— Мне жаль расставаться с тобой, темник. Но я не вправе тебя удерживать.
* * *
Вскоре после разгрома орды Мегиллы в Успу пришли эллины-кожемяки. Привела их Люкиска. Из лагеря роксоланов они могли разойтись по своим городам, никто не препятствовал бы им в этом, роксоланам было не до лих. Но неволя сделала их побратимами, и они охотно дали Люкиске уговорить себя идти на юг. Ведь где-то там, у сираков, находился их предводитель Менипп-ольвиец. Да и на родине ничто хорошее их не ожидало.
Люкиску же вела любовь к Диону… Но стать его женой сразу она не могла. Дион объяснил ей, что у варваров свои законы: соединить их может только слово царицы. Тогда Люкиска направилась прямо к Зарине.
— Что ж, суровому воину под стать нежная, любящая подруга, — сказала Зарина, выслушав ее до конца. — Да пребудет над вами милость богов.
Люкиска стала женой сиракского темника. Любовь да согласие прочили им боги, но думы о сыне все больше одолевали Диона. Хотелось скорее отправиться на розыски, найти его и выкупить или освободить силой — а уж укрыться от возмездия всегда можно в сарматских землях. Менипп-ольвиец со своими кожемяками — среди них были и искусные плотники и опытные мореходы — взялись помочь Диону в столь рискованном предприятии.
Они нашли на берегу Антикита подходящую рощу и втайне от всех начали строить корабль. Знали об этом только Зарина да еще Радамсид-меотиец, ведь роща стояла на его землях. Закачались дубы, зажужжали канатные сучильни, забурлила, черно дымя, смола в котлах. Знатоки своего дела вырезали из векового дерева белую лебедь для украшения носовой части судна.
Дион был нетерпелив, часто наведывался на место строительства. Радовался, видя, что уже готово днище, что поднялись борта. Дубовые ребра стягивались канатами, обшивались досками, следом конопатились щели, заливались смолой, и она, не успев просохнуть, медленно стекала с бортов под днище.
И вот настал день, когда корабль можно было спускать на воду. Дион не посмел просить своих товарищей стать на нем матросами: плыть предстояло почти на верную смерть, а они только что вырвались из неволи. Злоупотреблять их дружбой он не хотел.
Его тревоги разгадал Менипп.
— Ты обижаешь нас, Дион, — сказал он. — Не для того мы принимали тебя там, у роксоланов, в общину, чтобы ты смог пренебречь нами. Смело занимай середину корабля и управляй им спокойно. Мы будем верными помощниками тебе.
