Три рассказа из архива на Лубянке | страница 24



— Господин полковник! Почему вы сняли погоны? — спросил Майер.

Кинель косо взглянул на тоненькую фигуру воспитанника и немного сконфуженно произнес:

— Я старый солдат… Я очень люблю молодежь и свое дело… Комиссар мне предложил остаться ротным командиром при военном училище…

— И вы?.. — почти с ужасом сказал Майер.

— Как видите! — и полковник вдруг быстро заговорил: — Поймите, кадеты! Большевики не звери, они взяли власть несколько месяцев тому назад… Хорошо-с… отняли у помещиков землю, отняли у фабрикантов заводы — хорошо-с, отняли у Керенского власть… хорошос… рабочие и солдаты ими довольны… Большевикам нужны военные и штатские специалисты… нужно восстанавливать из разрухи страну…

— Вы изменили корпусу! — с отвращением проговорил Майер, но его остановил вошедший Васильчиков.

— Замолчите, тоняга, — сказал он.

— Мерзость, — побледнев, крикнул Майер и быстро вышел из класса.

— А ты? — спросил Васильчиков Петровского.

Петровский посмотрел на товарища.

— Я согласен с Майером, — и он тоже сделал несколько шагов к двери.

— Поймите, — сказал Кинель Васильчикову, — поймите… Я стар… но я вижу, что война гибельна… я вижу, что ни генералу Алексееву, ни другим южанам не спасти родины… Я хочу мира России… и я люблю молодость… Очень люблю… Большевики правы, и чтобы Вильгельм не был в Зимнем дворце, нужен мир… Вот что я думаю…

— Да… пожалуй, так, — с ласковой улыбкой сказал Васильчиков и пожал руку полковника.

А вечером Васильчиков, выполняя последнюю традицию корпуса, шел впереди шести корнетов и десяти тоняг (все кадеты были в кальсонах и мундирах) и нес в руках подушку, на которой покоился мундир и погоны. Два пистолета шли с боков и держали свечи. Корнеты пели наспех сочиненную песенку на мотив «Звериады» (любимой кадетами песни, к которой каждое поколение корпуса приписывало свои куплеты):

Прощайте, наши вы мундиры,
Погоны белого сукна,
Мы не лихие командиры,
Мы просто сволочь-господа.

А тоняги подхватывали:

Прощайте, все четыре роты.
Прощай, наш старый дортуар.
Мы стали с вами идиоты,
Нам недоступен сердца жар.

Хором неслось:

Уж не нальет кадет кадету
В стаканчик белого вина…
Вино! Вино! Вино! Вино!..
Пить нам его не суждено.

При входе процессии в дортуар все воспитанники вставали со своих мест и стояли смирно, «во фронт».

У каждой двери дожидались «стремщики» — ребята, на обязанности которых лежало предупредить процессию, если появится начальство.

Но корпусные педагоги, хотя и слышали шум в дортуарах, к кадетам не выходили. Воспитанники их уже не интересовали.