Слова директора, которого так же, как и инспектора, не любили, кадеты выслушали молчаливо. Директор, делая вид, что расчувствовался, полез в карман тужурки за платком, и тогда Васильчиков сделал незаметный знак рукой. Знак был подхвачен корнетами и тонягами. И вот, когда генерал вынул платок из кармана, из четырехсот кадетских глоток вырвался свист. Был он до того неожидан и оглушителен, что директор выронил платок, и лицо его покрылось яркой краской. Гражданский человек в пенсне зажал уши, а на лице матроса вспыхнула улыбка, и он даже крякнул от удовольствия. Он крякнул от удовольствия и подмигнул кадетам. И как ни странно, кадеты сразу почувствовали к нему симпатию.
— Этот, который матрос! — вполголоса сказал Петровский Васильчикову, — этот, кажется, не сволочь.
— Посмотрим! — сказал Васильчиков и опять подал рукой знак.
Снова оглушительный свист прорезал большой актовый зал.
— Ну, ребята, посвистали… хватит… давайте о деле поговорим! — спокойно сказал матрос, и от его простых, будничных слов свист как-то сам собою прекратился.
Гражданский человечек откашлялся, поправил на носу пенсне и сказал фальцетом:
— Ну-с, молодые люди, познакомимся… Я назначен Петроградским отделом образования заведующим интернатом вашего бывшего корпуса… и Екатерининского института, завтра туда вы переберетесь, а кто не желает, тот может взять обратно свои документы…
— Штафирке бенефис! — крикнули в толпе воспитанников.
— Бенефис! Бенефис! — подхватили десятки молодых голосов, и опять зал огласился диким свистом, лаем, мяуканьем, визгом.
— С девчонками не желаем! — кричали кадеты, — сам с ними целуйся, очкастик. Фа-р-р-а-он!
Маленький одиннадцатилетний зверь Сикорский, раскрыв рот и с глазами, полными блаженства, однотонно тянул:
— Гор-р-о-д-о-вой! Го-р-р-одовой!
Директор, инспектор и воспитатели, очевидно, считая, что их миссия выполнена, стояли и только пожимали плечами.
Однако гражданский человек не растерялся. Он выждал, пока смолкнет гам, и продолжал:
— Ну-с, вот и все! Что же касается бенефисов, то в интернате и в советской школе мы их уничтожим!
И тогда из толпы кадетов вышел капитан корпуса.
Последний капитан корпуса стоял перед первым заведующим советским интернатом.
— Господин заведующий! — прозвучал звонко голос Васильчикова, и его красивое лицо покрылось красными пятнами волнения. — Господин заведующий! От лица воспитанников Александровского корпуса заявляю…
— Во-первых, — сурово остановил его заведующий и махнул в воздухе рукой, — во-первых, я не «господин», можете говорить, если угодно, «гражданин». И заметьте, — он прищурился сквозь свое пенсне, — заметьте, молодой человек, я не предлагаю вам называть меня «товарищ»… это почетное слово для нас, сделавших революцию, — и он резко махнул рукой, — но не для вас, не понявших еще значения исторического переворота… Во-вторых, вы не можете говорить от лица Александровского корпуса — его не существует, а воспитанники сами могут выступить со своими претензиями, а в-третьих, — и голос заведующего стал более мягким, — вы очень взволнованы, и вам следует успокоиться!
