Два бельгийца, братья Эмиль и Леон Наганы создали револьвер. Без легендарного револьвера системы Нагана российская история была бы неполной. Я часто задавал себе вопрос — кем бы мы стали, не «случись» в нашей жизни «рулетка» Афганистана?
Перегруженный реалиями сегодняшнего дня, я всегда представлял концепцию альтернативной судьбы в виде Боба, как скучающего олигарха, предлагающего нам с Баканом десять «лимонов» баксов за то, чтобы мы сыграли в «русскую рулетку» — приставляли к виску ствол семизарядного «Наган 1895» и нажимали на курок. Каждый исход считался бы отдельной историей. Всего вариантов было бы семь — каждый имел свою вероятность. Шесть из них привели бы к обогащению, а один — к статистике, то есть к некрологу.
Первый ход: вероятность выжить — восемьдесят шесть процентов. Второй ход — семьдесят три процента. Третий ход — шестьдесят три процента. Четвертый ход — пятьдесят четыре процента. Пятый ход — сорок шесть процентов. Шестой ход — сорок процентов. Седьмой ход — тридцать четыре процента. Достаточно было семь раз сыграть со смертью в рулетку, чтобы за два года, под дембель, приблизиться к статистике «рассыпухи» в своем РД! Вы представляете сколько надо сделать ходов с этой игре, чтобы получить результат в ноль процентов выживаемости — не менее тридцати! Тридцать «зигзагов удачи» за пятьсот пятьдесят дней афганского военно-полевого быта (два года минус шесть месяцев в Союзе — в среднем), получается один «зигзаг» каждые…восемнадцать дней? Тридцати «боевых» за полтора года могло вполне оказаться достаточно, чтобы «устроиться» раньше своих сверстников — за счет собственных «зигзагов». Без «зигзагов» — можно служить вечно!
Проблема в том, что в действительности статистика войны четко отслеживает только один вариант этой альтернативной истории — погибших. Другие шесть вариантов оказываются за кадром — даже раненные. Но думающий человек может легко судить о них. Это требует определенного самоанализа и личной смелости. Со временем, если мы с Баканом продолжили бы играть в эту «рулетку», нежелательные альтернативные варианты нашей судьбы, скорее всего нас бы настигли.
Взгляните в связи с этим на повсеметсное распространение феномена людей, которые становятся стариками уже к тридцати годам. Это люди, которые не понимают, почему их беспокоит что-то смутное, почему их существование кажется катастрофически лишенным чего-то, почему они себя чувствуют так, словно их затягивает в какую-то безымянную пучину? Даже если двадцатипятилетний играл бы в эту «рулетку», скажем раз в год, у него было бы мало шансов дожить до своего пятидесятилетия.
