Другая часть - спустя две тыщи лет
Бароном, исполняющим обет;
Одна из башен - кающейся тяжко
50 Лапландской Ведьмой, ставшею монашкой;
И много здесь не названных частей,
Построенных под стоны всех чертей.
И кажется, что двери замка сами
Умеют растворяться пред гостями;
55 Что створки ставен и замки дверей
Знакомы с пальчиками нежных фей;
И окна светятся голубовато,
Как будто край небес после заката
Иль взор завороженных женских глаз,
60 Когда звучит о старине рассказ.
Глянь! из туманной дали вырастая,
Плывет сюда галера золотая!
Три ряда весел, поднимаясь в лад,
Ее бесшумно к берегу стремят;
65 Вот в тень скалы она вошла - и скрылась;
Труба пропела, - эхо прокатилось
Над Озером; испуганный пастух,
Забыв овец, помчался во весь дух
В деревню; но рассказ его о "чарах"
70 Не поразил ни молодых, ни старых.
О, если бы всегда брала мечта
У солнца заходящего цвета,
Заката краски, яркие как пламя!
Чтоб день души не омрачать тенями
75 Ночей бесплодных. В этот мир борьбой
Мы призваны; но, впрочем, вымпел мой
Не плещется на адмиральском штоке,
И не даю я мудрости уроки.
Высокий смысл, любовь к добру и злу
80 Да не вменят вовек ни в похвалу,
Ни в порицанье мне; не в нашей власти
Суть мира изменить хотя б отчасти.
Но мысль об этом мучит все равно.
Ужель воображенью суждено,
85 Стремясь из тесных рамок, очутиться
В чистилище слепом, где век томиться
И правды не добиться? Есть изъян
Во всяком счастье: мысль! Она в туман
Полуденное солнце облекает
90 И пенье соловья нам отравляет.
Мой милый Рейнолдс! Я бы рассказал
О повести, что я вчера читал
На Устричной скале, - да не читалось!
Был тихий вечер, море колыхалось
95 Успокоительною пеленой,
Обведено серебряной каймой
По берегу; на спинах волн зеленых
Всплывали стебли водорослей сонных;
Мне было и отрадно, и легко;
100 Но я вгляделся слишком глубоко
В пучину океана мирового,
Где каждый жаждет проглотить другого,
Где правят сила, голод и испуг;
И предо мною обнажился вдруг
105 Закон уничтоженья беспощадный,
И стало далеко не так отрадно.
И тем же самым мысли заняты
Сегодня, - хоть весенние цветы
Я собирал и листья земляники,
110 Но все Закон, мне представлялся дикий:
Над жертвой Волк, с добычею Сова,
Малиновка, с остервененьем льва
Когтящая червя... Прочь, мрак угрюмый!
Чужие мысли, черт бы их побрал!
115 Я бы охотно колоколом стал
Миссионерской церкви на Камчатке,
Чтоб эту мерзость подавить в зачатке!
Так будь же здрав, - и Том да будет здрав!
