— А вы — скучный педант. — Мия терпеть не могла его покровительственный тон и намеки на то, что она сумасбродная, тогда как ей всего лишь хотелось немного приключений. — Вы знаете о развлечениях столько же, сколько я о боксе. А я, кстати, в боксе вовсе не разбираюсь.
Чтобы удержаться от искушения бросить в него его же носовой платок, Мия скрестила руки на груди.
— Не провоцируйте меня, — угрожающе произнес он. — Уверяю вас, лорд Уильям в десять раз более джентльмен, чем я. — Он наклонился к ней ближе. — Я с женщинами мягко не обращаюсь.
Мия не могла отвести от него взгляд, его зрачки удерживали ее глаза.
— Синьорина!
Джанина позвала ее непривычно робким голосом, и Мия повернулась к горничной, радуясь, что у нее появилась возможность закончить поединок, не проиграв его. Хотя она даже не знала толком, что означал бы проигрыш.
Она больше не взглянула на лорда Дэвида, но позволила ему галантно опустить подножку экипажа.
— Я не очень хорошо себя чувствую. Если мы поедем, будет немного дуть, и от этого мне наверняка станет лучше.
— Да, Джанина. — Мия села на сиденье и протянула горничной неиспользованный носовой платок лорда Дэвида. — Намочи его и приложи ко лбу, я уверена, что это поможет.
— У меня не болит голова.
Они поехали дальше. Джанина застонала, и Мия потянулась за своей шляпкой.
— Вот, держи. Если ты почувствуешь, что тебе плохо, а мы не сможем достаточно быстро остановить экипаж, воспользуйся ею.
— Но эта прекрасная шляпка будет испорчена! Она была на вас, когда лорд Уильям сделал предложение.
— Да, это так. Но она все равно уже испорчена, к тому же она мне разонравилась.
Мия потянулась за бутылкой воды, притороченной к стенке. Джанина забарабанила по стенке, чтобы кучер остановил экипаж. Как только они остановились, она буквально спрыгнула с подножки, и ее вырвало еще до того, как она успела добежать до обочины дороги.
Дэвид Пеннистан пустил коня рысью, потом галопом. Коню нужна была свобода, как и ему самому. Он скакал во весь опор, но не мог выкинуть из головы выражение лица Мии за мгновение до того, как ее позвала горничная. Он хотел ее обескуражить, но вместо этого прочел в ее глазах интерес и вызов. Это снова воспламенило его желание, которое он всеми силами пытался не замечать.
Низко наклонившись к седлу, Дэвид поскакал в лес по старой оленьей тропе. Он знал, что эта тропа выйдет к тому же броду, что и дорога. Чтобы удержаться в седле, ему приходилось сосредотачиваться — именно это ему и было нужно, чтобы отвлечься от мыслей о ходячей неприятности в сиреневом платье. Мимо него проносились деревья, иногда какая-нибудь ветка цеплялась за его плащ или приминала шляпу. Конь знал, что нужно Дэвиду, и давал ему это. Они оба были на грани потери самообладания, на грани катастрофы, но они так остро чувствовали жизнь в себе и вокруг себя, что стали единым целым с ней.
