— Поедешь на завод, получишь новый самолет. Теперь ты доволен?
Я не мог сказать ни слова. Наверное, на моем лице все так ясно было написано, что Шевелев и не стал ждать ответа:
— Необходимые документы получишь сейчас же, ночевать можешь дома, в Москве. А завтра поезжай!
Ночью я прибыл в Москву.
Никогда раньше не видел я улиц столицы такими пустынными и грустными. У тех немногих пешеходов, которые, как и я, оказались на улице в этот поздний час, патрули проверяли документы на каждом перекрестке. Еще работало метро, но вагоны шли пустыми. От станции «Арбатская» я должен был пройти до Суворовского бульвара. И здесь меня тоже остановил патруль…
Около полуночи объявили воздушную тревогу. Жильцы дома поспешили в убежища, находившиеся в подвалах.
Они несли или тащили за руку сонных детей. Я поднялся вместе с жильцами-пожарниками на крышу. Оттуда открылось впечатляющее зрелище. Сотни прожекторов ощупывали ночное небо в поисках самолетов противника. Время от времени где-то стреляли зенитные орудия. Пелена облаков скрывала и самолеты, и разрывы снарядов. Недалеко от нас по жестяной крыше вдруг забарабанил ливень осколков. Наш сосед по квартире Щетинин, уже немолодой работник политотдела Главного управления Северного морского пути, пошутил:
— Говорил я тебе, чтобы ты надел кастрюлю. Где-то вдали разорвалась авиационная бомба. Залаяла зенитная батарея, установленная на бульваре недалеко от нас. Щетинин спокойно сказал:
— Нескольким самолетам удалось прорваться. Но назад они уже не вернутся. Давайте спустимся, а то еще попадем под осколки.
Два дня спустя я снова был на знакомом авиационном заводе. На том самом, откуда в начале августа мы получили самолеты для налета на Берлин. Ритм работы на заводе был теперь гораздо более напряженным. Люди работали в три смены, днем и ночью. В дневные часы среди рабочих можно было видеть множество подростков, почти детей. Подручными мастеров, техников и мотористов были учащиеся фабрично-заводских училищ, которые выполняли работу так же успешно, как и взрослые. Погода была уже прохладной, мальчики и девочки были одеты в ватники и ватные брюки и обуты в тяжелые сапоги. На головах ушанки. Все это обмундирование, бывшее детям явно не по размеру, делало подростков какими-то неуклюжими. В огромных цехах температура едва поднималась выше нуля. Носы маленьких рабочих приобрели синеватый цвет, покрасневшие пальцы, которые часами держали ледяной металл, согревались только дыханием. Но эти красные от холода ручонки делали такую работу, которую в мирное время доверили бы не каждому взрослому.
