Павел Виноградов
И этому плохенькому писателю опять дают премию! На этот раз «Литературной газеты». За что? Ни мата, ни траха! Это современная проза? Оказывает, блин, духовное сопротивление! А кому? Глобальному прогрессу? Цепляется за вонючий клочок земли, называемый родиной. Эти патриоты просто задолбали! В Гулаг бы их всех!
Виктоор Торопов,
академик Всемирной академии ненормативной лексики,
выступление на радиостанции «Небесное ухо».
Двадцать лет назад Дмитрий Каралис появился у нас на заседании семинара молодых писателей-фантастов со своей первой фантастической повестью — полный сил и творческой энергии, но явно сомневающийся, написал ли он то, что следовало писать, и вообще попал ли туда, куда следовало бы. Повесть была очень недурна для начинающего — в излюбленном мною жанре реалистической фантастики, с юмором, с приключениями, с живыми героями, добрая, веселая, живая. Молодой автор, безусловно, понимал, как надо писать фантастику — понимал главное: суть и соль хорошей фантастики в максимальном реализме описываемого.
Но фантастом Каралис не стал. Он стал отличным прозаиком-реалистом, потому что суть и соль реалистической прозы он тоже понимал преотлично: мир полон замечательно интересных вещей и надо только научиться отбирать (из того, что знаешь) самое интересное и писать об этом правду.
Борис Стругацкий
О дневниках Дмитрия Каралиса
Есть принципиальная разница между мемуарами и дневниками.
Мемуары неминуемо концептуальны, ибо создаются по прошествии определенного отрезка времени, когда, как утверждают психологи, забывается до девяноста процентов пережитого, и автор, имея уже сложившуюся точку зрения на события, вспоминает факты, подтверждающие свою собственную позицию. Но правда не может уложиться в концепцию.
Дневники же подобны скрытой камере, которая, конечно, стоит на определенной точке зрения, но туда попадает всё: нужное и ненужное. Но другой вопрос — что считать нужным и ненужным? Ведущий дневник не знает этого, и слава Богу. Эта скрытая камера и есть одна из интереснейших форм фиксации жизни, по дневникам мы будем судить об эпохе. В идеале, взяв двадцать тысяч дневников какой-то эпохи, двадцать тысяч скрытых камер, мы увидим всю картину жизни в ее бесконечной сложности. Но дневник дневнику рознь. Есть дневники, где одна личная жизнь и почти нет места эпохе. Например, мне попадался дневник влюбленной барышни, написанный в 1905 году. Она ничего не видела, кроме предмета своего обожания и себя, лишь в одном месте упоминается демонстрация на улице, помешавшая им встретиться. Лучший дневник для постижения ушедшего времени тот, где личная жизнь, внутренний сюжет, соединяется с жизнью общественной. Прожил день — записал.
