— Где предел твоей жестокости?
Идрис изобразил удивление:
— О чем ты говоришь, мой несчастный брат?
— Как бы плохо я о тебе ни думал, не представлял, что ты настолько жесток. Смерть — единственный конец всему живому. Как можно над этим злорадствовать?
Ударив рука об руку, Идрис ответил:
— Горе сделало тебя грубым. Но я прощаю тебя!
— Когда ты наконец поймешь, что нас больше ничего не связывает?
— Помилуй Бог! Разве ты не брат мне? Эти узы нельзя разорвать.
— Идрис!.. Хватит уже того, что ты сделал со мной.
— Горе невыносимо. Мы все пострадали. Ты потерял Хумама и Кадри. Я не могу найти Хинд. У великого аль-Габаляуи остались только внучка-развратница и внук-убийца. В любом случае тебе легче, чем мне. У тебя есть еще дети, которые восполнят тебе все.
— Ты еще и завидуешь мне? — печально спросил Адхам.
— Идрис завидует Адхаму?!
Адхам повысил тон:
— Пусть мир рухнет, если ты не понесешь наказание за содеянное!
— Рухнет-рухнет.
Потянулись серые дни, наполненные печалью. Горе подкосило Умайму, здоровье ее было подорвано, она исхудала. За это время Адхам одряхлел так, как не состарился за долгие годы. Они привыкали к страданиям и болезням. Когда им стало совсем плохо и они уже не могли подняться, Умайма с младшими детьми осталась в своей комнате, а Адхам перебрался в пристройку, где раньше жили Хумам и Кадри.
Ушел день, наступила ночь, а они не зажигали светильника. Адхам довольствовался тусклым лунным светом, проникающим со двора. Он то дремал, то бодрствовал, приходил в возбуждение и тут же проваливался в забытье.
— Тебе что-нибудь нужно? — донесся до него снаружи голос усмехающегося Идриса.
Сердце Адхама сжалось, но он ничего не ответил. Он ненавидел те часы, когда Идрис выходил из своей хижины, отправляясь на вечернюю прогулку. Снова раздался голос Идриса:
— Люди! Будьте свидетелями моей заботы и его упрямства!
И он ушел, напевая:
Пошли втроем мы на охоту,
Один стал жертвой страсти, другого сгубили друзья…
Глаза Адхама наполнились слезами. Этот злодей никак не насытится издевательствами. Он лезет драться, забивает до смерти, но все равно пользуется уважением. Он жестокий, и плевать ему на последствия, от его хохота сотрясается все вокруг. Ему доставляет удовольствие насмехаться над слабыми, он вечно торчит на кладбище, горланя песни над могилами. Смерть подошла ко мне совсем близко, а он продолжает смеяться. Убитый лежит в земле, а убийца исчез. Мы оплакиваем обоих. Теперь уже не услышать во дворе детского смеха. Настали мрачные дни, утонувшие в наших слезах. Болезнь гложет изнутри мое изнемогающее тело. За что все эти страдания? Где же мои невинные мечты?
