Шел 1974 год, когда у меня дома раздался неожиданный звонок из Москвы:
– Старик, я как-то раз видел у тебя на полке книжечку «Литература и революция», – звонил мой приятель, московский книжник, имея в виду книгу Льва Давидовича Троцкого. В эпоху тотального подавления инакомыслия мы шифровались, боясь прослушивания телефонных разговоров; иногда информация звучала примерно так: «Достал “Второй короб” Василия Васильевича – заходи, похвастаюсь!»; речь шла о книге Розанова «Опавшие листья».
– Стояла книжечка и будет стоять, – ответил я.
– Понимаешь, у тебя есть уникальная возможность прорваться на вершину литературной элиты Москвы. Эту книжку уже месяц ищет Константин Михайлович Симонов. Если ты ему сейчас позвонишь, то он тебя примет! Такие перспективы открываются…
Какие могли открыться возможности – коммерческие и литературные, я прекрасно понимал. В те годы протекционизм и личные связи стоили дороже денег. У меня же от одной мысли о встрече с кумиром начинала кружиться голова.
В жизни довольно часто бывает: ряд случайных и несвязанных обстоятельств и событий выстраиваются в такой последовательности, что ведут своего героя к желанному финалу без особых его на то усилий. В один из вечеров, близких по времени звонку из Москвы, когда голова моя была еще занята изысканием способов выйти на Симонова и познакомиться с ним, я возвращался из театра драмы с общественного просмотра очередной премьеры. Шел я с заведующим литературно-постановочной частью театра Толей и его другом – художником Сережей Бархиным.
Я неудачно и не к слову вспомнил историю о том, как наш Толя еще несколько лет назад преподавал русский язык девятиклассникам в школе, где они писали домашнее сочинение на тему «Стилистические особенности статьи “Лирика второй половины XIX века” в учебнике русской литературы». Толя как-то неохотно подтвердил существование такого факта и неожиданно обратился ко мне:
– Ты лучше расскажи Сереже какую-нибудь историю об антикварных книгах. Они у тебя всегда получаются интеллигентно-детективными.
Толя носил плюсовые очки с толстыми линзами, которые сползали у него на кончик носа, и когда он обращался к собеседнику, закидывая голову, чтобы разглядеть того, то становился похож на крупного, но неоперившегося птенца какой-то огромной хищной птицы, требовательно выглядывающего из гнезда.
– Книга часто заставляет «раскрывать ум», – начал я свой рассказ, – что дословно можно иносказать как «детектив интеллекта». А перескажу я вам занятную историю, которую мне сегодня днем по телефону поведал Володя, мой товарищ из Москвы. Он уникальный человек! Представляете, одновременно окончил МИФИ и ВГИК, сценарный, по курсу Каплера. Так вот: рассказал он мне историю о том, как купил недавно двухтомник «Моя библиотека» Смирнова-Сокольского и начал читать его дотошно с первой страницы, пока не наткнулся на описание книги А. С. Пушкина «Стихотворения, не изданные в России» 1908 года, уничтоженной цензурой. В книге дана фотография того томика, что принадлежит Смирнову-Сокольскому, – томика, разрубленного гильотиной на три части.
