На следующий день с утра она пошла навестить Четырнадцатый том, и медсестра, в которой внимание сочеталась с чудовищным безразличием, выдержав нетерпеливую паузу, скороговоркой сообщила, что он скончался, и что в четверг похороны. По позвоночнику Люси прошла молния, она вздрогнула и вспомнила слова о том, что книги тоже умирают. Ей было отчасти жалко Четырнадцатый, но здравым рассудком она понимала, что случился пустяк. На всякий случай она сказала:
- Славный он был, а ведь совсем не старый.
- Инсульт - дело нешуточное! - поучительно сказала медсестра и склонила голову набок, и немного назад, точь в точь, как это делает Гертруда Дукс.
Люси совершенно не собиралась болеть инсультом и несостоятельный тон медсестры показался ей по крайней мере оскорбительным.
Когда худенькая Люси вышла из больничной подворотни, было довольно темно. Желтые кисельные сумерки быстро сгустились и превратились в серый непрозрачный супчик. Люси поеживаясь, и кутаясь в пальтишко, направилась домой. Она миновала треугольную Масонскую ложу, желтый железнодорожный банк, свернула налево и незаметно для себя оказалась у гигантского серого, с чугунными орлами входа здания публичной библиотеки. Люси на минуту остановилась и прошептала:
- А ведь кровь-то в библиотеке была настоящая.
Серый супчик тумана рассеялся, и здание библиотеки, огороженное высокими когтистыми деревцами теперь четко рисовалось на чернильном небе. На улице не было ни души, только где-то впереди несуществующий трамвай захлопывал двери. В окне третьего этажа Люси увидела гигантскую тень. В темноте стояла, судя по всему, никто иной, как Гертруда Дукс и провожала Люси глазами. Брошка на ее груди зловеще мерцала, отбрасывая на мостовую красный длинный луч. Люси ускорила шаги и услышала, как наверху захлопнулось окно. Летучие мыши захохотали в костлявых ветвях и, когда Люси свернула к трамваю, на мрачное петербургское небо со скрипом выкатилась серая луна.
В эту ночь Люси не могла заснуть. То ее бросало в жар, то лед скапливался в складках простыни и потом, оттаяв от дыхания, покрывал мокрой пленкой тяжелый мраморный подоконник, на котором стояли недопитые с вечера и опрокинутые котом кофейные чашки.
Глава 3
В двенадцать часов следующего дня Гертруда Дукс тяжело вздохнула. Так тяжело Гертруда Дукс не вздыхала уже лет пятнадцать, с тех самых пор как умерла ее мать Элизабет Дукс. Гертруда сидела у себя дома в глубоком кресле и перелистывала книгу, отобранную у маленькой негодяйки Люси. Ее ноги мокли в цинковом тазу, из которого шел густой горчичный пар. Когда миссис Дукс дошла до слов "речь - это бесконечный алфавит" - она закатила глаза к потолку и жадно прислушалась. Кто-то ворочал в замке. Сегодня Гертруда Дукс не пошла в библиотеку, потому что уже с утра чувствовала острые рези в желудке. Она жила одна в старом трехэтажном доме, и ковыряться в замке могли только воры. Она тихонько отложила книгу, вытащила ноги из таза и направилась к двери. От ног продолжал идти пар. Миссис Дукс посмотрела в дверной глазок и с ужасом увидела гигантскую голову своего приятеля и соседа - депутата Бридли. Бридли был толстый, одинокий мужчина, державший адвокатуру. Кроме престарелой таксы со вставными зубами у него никого не было. У Бридли водились денежки, и потому миссис Дукс вдвойне возмутилась, увидев его в роли взломщика. Миссис Дукс была не из робких. Более того, иногда миссис Дукс могла совершить резкий и необдуманный поступок. Вот и сейчас, она схватила первую попавшуюся тяжелую вещь - это был кирпич, на котором обычно стояли мокрые калоши. Адвокат настойчиво продолжал ковырять замок. Миссис Дукс резко открыла дверь и победоносно завыла: "Ну, попался, дирижабль".
