Туве и Маркус в квартире ее родителей.
В постели.
Малин видит их.
— А теперь у нас есть и эти подростки, которые донимали Бенгта Андерссона, — говорит Свен Шёман. — Вы с Заком допросите их. Поезжайте после собрания в школу, в это время они должны быть там.
«Конечно, Свен, конечно», — думает Малин и говорит:
— Если их нет в школе, мы узнаем их адреса и телефоны.
После мальчишек она хотела бы вызвать на допрос Мюрваллей, вытащить их старуху, нажать на нее. Выслушать жен.
Братья.
Взгляды женщин.
Ни намека на дружелюбие, только подозрительность по отношению к чужим. Они одиноки, хотя и держатся вместе.
Что значит это одиночество? В чем его причины? В жестокости внешнего мира, который на все твои просьбы отвечает словом «нет»? Или это одиночество просто дано нам? Быть может, оно есть во всех нас, и когда ему предоставляется возможность, оно начинает расти и постепенно делается невыносимым?
Осознание этого одиночества — причина страха.
Когда я впервые увидела его в глазах Туве? Когда я впервые встретила в ее взгляде нечто иное, чем просто радость и дружелюбие? По-моему, ей было два с половиной года, когда вдруг кроме детской невинности и очарования я заметила в ней расчет. И страх. В конце концов, ребенку не чуждо ничто человеческое.
Многим удается сохранить что-то от детской радости. Оставаться непосредственными в отношениях с другими людьми, сохранить нечто общее с ними. Может быть, побороть в себе данное нам одиночество, как сегодня попытался Фредрик Уннинг. Протянуть руку, понять, что ты стоишь большего, чем быть брошенным на произвол судьбы своими родителями или становиться подельником парней, которые на самом деле знать тебя не хотят.
Радость — это возможно.
Так же и с Туве. И с Янне, несмотря ни на что. Так же, как и со мной.
Но женщины за столом семьи Мюрвалль? Куда подевалась их чистая радость? Где она? Или от нее совсем ничего не осталось? «Если это так, — думает Малин, в то время как Свен обобщает положение дел, — то в человеке тем больше этой радости, чем меньше лукавства. И она постепенно исчезает навсегда, заменяясь немотой и отстраненностью.
А что, если человека принуждают к одиночеству? Что за насилие может родиться тогда в точке разрыва, в абсолютной изоляции?»
Ребенок протягивает руки маме, воспитательнице:
— Позаботься обо мне, возьми меня на руки.
— Я не брошу тебя на произвол судьбы.
«Мама, я переночую сегодня у папы, ладно?»
Сообщение от Туве по голосовой почте. Малин слушает его, проходя через общее офисное помещение. Звонит:
