— Вряд ли, — сказал он. — Во всяком случае, на наши способы аннигиляции вещества эта штука мало похожа.
Вторая космическая картина, загоревшаяся на стереоэкране, уже не напоминала взрыва. Это было изображение звездного скопления, по виду — рассеянного, а не шарового. БАМ информировала, что скопление не идентифицировано, но в видениях крылатых обитателей девятой планеты повторяется часто.
Облик скопления был причудлив, мне почудилось в нем что-то угрожающее, такое же ощущение возникло и у других. Оно распадалось на две почти равные половинки — многие тысячи звезд в каждой из половинок. Странность была не в обилии светил — в Галактике многозведных скоплений хоть отбавляй. Одна половинка казалась концентрированней, она походила на сомкнутый звездный кулак, мощно ударивший во вторую кучку, — та отлетала и рассыпалась на сотни разобщенных звезд. Вероятно, все мы, зная, что предстоит увидеть чудовищные звездные битвы, заранее изыскивали их в любой картине.
Андре утверждал впоследствии, что он слышал вопль, исторгнутый из второго скопления жестоким ударом первого звездного кулака. Мне это ощущение — крика светом — в принципе понятно, хотя сам я не услышал звездных воплей.
— Последняя из записей, — доложила машина. — Четвертая, седьмая и девятая планеты. Повторяется у многих крылатых. Демонстрируется самый четкий образец.
И сразу перед нами возник галакт. Из всех картин, что мы увидели в зале БАМ, это была самой драматичной. Галакт, как подрубленный, падал на землю, он именно падал, а не упал, сонное воспоминание начиналось с момента его падения.
А потом, уже лежа, он отчаянно бил ногами и взрывал своими подвижными пальцами землю. Он пытался ползти, голова его была поднята — он полз на нас. На шее его зияла рана, кровь широким потоком хлестала на руки и землю. Никогда не забуду его лица — юного, красивого, искаженного испугом и страданием. Галакт кричал, и без перевода БАМ каждый из нас разбирал его крик. «Помогите! — в ужасе кричал галакт. — Что со мною? Ради бога, помогите!»
Потом он в последнем усилии протянул к нам руки, язык его окостеневал, щеки бледнели, одни нечеловечески гигантские, нестерпимо сияющие глаза продолжали молить и требовать помощи. Неотвратимо оковываемый смертью, юноша закрыл глаза и только слабо вздрагивал телом, пытаясь бессильным содроганием разорвать ее цепи.
По залу пронесся гул — тысячи задержавших дыхание зрителей разом вздохнули.
— Черт знает что! — вслух ругался бледный Андре. — Нет, это черт знает что!
