Меньшевики изменили революции еще до поражения декабрьского восстания. Если и раньше они были ярыми противниками решительных действий, то теперь, напуганные разгулом реакции, поверившие в царский манифест, обещавший созыв законодательной думы и конституцию, — теперь меньшевики еще больше усилили свою раскольническую деятельность. Они убеждали рабочих, что революция окончательно побеждена и поэтому нужно ликвидировать подпольные партийные организации, приспособиться к легальной борьбе только за экономические требования.
Обывательскому страху меньшевиков противостояло мужество большевистской части РСДРП. Большевики во главе с Лениным были убеждены, что поражение революции временное, что впереди неизбежны новые бои, и раз так, то необходимо не сворачивать подпольную работу, а, наоборот, усиливать ее, расширять, сочетая с непременным использованием легальных путей борьбы (работа в думе, профсоюзах, страховых кассах).
Такую работу после поражения первой русской революции и повели большевики — самоотверженно, не жалея сил. Полностью поддерживал эту ленинскую линию и старался проводить ее в жизнь и скрывавшийся от глаз полиции Григорий Иванович Петровский.
Появившись в Харькове, он сразу же связался с подпольем, которое возглавлял видный партиец-большевик Сергеев, по кличке Артем. Петровский был с ним знаком лично. Артем обрадовался гостю, крепко обнял, расцеловал его. Потом он рассказал Петровскому о харьковских делах, о непрестанных стычках и спорах с меньшевиками.
Петровский пробыл в Харькове немногим более месяца. Подходящей работы по специальности найти ему не удалось, и он уехал в Донбасс под чужой фамилией, с фиктивным паспортом, чтобы сбить со своего следа полицейских шпиков, которые, как он знал, кружат вокруг него, как псы. Его могли схватить в любой момент, стоило ему лишь обнаружить себя публично. И хотя Петровский понимал, что донести на него может и кто-нибудь даже из тех же меньшевиков, он все-таки не удержался и, пока жил в Харькове, несколько раз выступал на дискуссии, завязавшейся между харьковскими большевиками и их противниками. Он зло высмеивал трусливую, предательскую тактику меньшевиков по отношению к пролетариату и рассказывал о той работе, которую вели среди бастующих екатеринославцы-большевики в недавние дни революции. Таков он был, этот двадцативосьмилетний заводской парень, которого товарищи звали просто Григорием, — горячий, открытый для дружбы и схватки с врагом, уже известный, несмотря на молодость, в среде подпольщиков как опытный, смелый вожак екатеринославских большевиков. Не мог он ради собственной безопасности уклониться от спора, когда при нем пытались замутить головы рабочим, повести их по ложному пути.
