Петровский, разыскав членов комитета, сообщил им о разгроме баррикад в городе и договорился о дальнейших действиях, а сам с двумя товарищами побежал дальше, ко второй баррикаде, находившейся в конце Чечелевской улицы, неподалеку от Брянского завода.
Место для баррикад, как выяснилось вскоре, было выбрано неудачно. Защитники их попали как бы в тиски: из центра города на баррикады наступали казаки и полиция, а с тыла их блокировали солдаты, охранявшие завод. Но изменить что-либо было уже невозможно.
Григорий догадывался, что жена его где-то здесь. Он был убежден, что она, конечно, не усидит дома, пойдет помогать строить баррикады, как это сделали жены и других рабочих. И действительно, он нашел ее; Домна вместе с женой их соседа подносила землю и выбитые из мостовой булыжники. Здесь же ссыпали с носилок землю еще несколько женщин и молодых парней. Вокруг стояли сутолока, шум, слышались лязганье лопат, гулкие удары ломов о мостовую, крики и быстрые команды. Люди спешили получше укрепить баррикаду, над которой плескались красные флаги.
Домна не замечала мужа. Она работала без пальто, в темном, стареньком платье. Осеннего холода она не чувствовала. Разгоряченная, с вишневым румянцем на щеках, с плотно сжатыми губами, она продолжала таскать на носилках тяжелые булыжники и землю. Она очень устала, шла с носилками, чуть пошатываясь на ногах. Но, гордая и терпеливая, не просила подругу остановиться передохнуть.
Григорий быстро подошел сзади к Домне, которая в этот момент, ссыпав носилки, стояла, устало утирая платочком пот с лица.
— Это кто такой? — с веселой шутливостью сказал Григорий. — Зачем здесь, а? Марш домой!
Домна резко повернула голову, увидела лицо мужа, попыталась вырваться из его стиснутых рук, не смогла и счастливо, тихо засмеялась. В этом особенном, затаенном смехе были и радость любящей женщины, и облегчение после тревоги за мужа, который вдруг появился рядом, живой, невредимый, бодрый, и гордость за них обоих.
Они с минуту постояли друг против друга, держась за руки и улыбаясь. Люди понимали их и тоже мягко и светло улыбались или озорно перемигивались и молча проходили мимо. А Домна все глядела на родное, чуть бледное лицо Григория, видела свое крошечное отражение в его теплых темно-карих глазах, и ей казалось, что нет и не может быть на свете лица прекрасней, чем это. Потом она, как бы очнувшись, оглянулась по сторонам, смутилась и быстрым движением застегнула распахнутый ворот косоворотки мужа.
